Гражданская война в Иракском Курдистане

Гражданская война в Иракском Курдистане
Основной конфликт: Кризис по разоружению Ирака
Территория Ирака, контролируемая курдами с 1991 года
Дата	Май 1994 — 24 ноября 1997
Место	Иракский Курдистан
Итог	Вашингтонское соглашение, перемирие; создание двух органов курдского самоуправления, в Сулаймание и Эрбиле РПК переехала в горы Кандиль из долины Бекаа.
Противники
Демократическая партия Курдистана Ирак Ирак Турция Турция Курдская Демократическая партия Ирана Иран Иран (до 1995) Патриотический союз Курдистана Иракский национальный конгресс Рабочая партия Курдистана Консервативная партия Курдистана Иран Иран (с 1995) Верховный Совет исламской революции в Ираке при поддержке США (с 1996)
Командующие
Масуд Барзани Рош Шавес Саддам Хусейн Исмаил Хакки Карадаи Мустафа Хиджри Джалал Талабани Нуширван Мустафа Косрат Расуль Али Ахмад Чалаби Абдулла Оджалан
Силы сторон
ДПК: 25 000 военных, 30 000 резервистов Ирак: 30 000 Турция: 50 000 (1997) КДПИ: 600 (1998) ПСК: 12 000 военных, 6000 резервистов ИНК: 1000 (1995) РПК: 5000-10 000 (1994) Иран: 2000 (1996) ВСИРИ: 5000
Потери
:145 убитых, 429 раненых :3595 убитых, 452 пленных
Общие потери
5000 убитых

Курдская гражданская война в Ираке (по-курдски: Birakujî = Братоубийство) была военным конфликтом, происходившим между конкурирующими курдскими партиями в Иракском Курдистане в середине 1990-х годов. На протяжении конфликта в него были ввязаны курдские партии из Ирана и Турции, а также военные силы Ирака, Ирана и Турции, с дополнительными силами США.

История конфликта

Автономия Иракского Курдистан была изначально объявлена в 1970 году под именем «Курдского Автономного региона» вслед за соглашением о предоставлении автономии между правительством Ирака и лидерами курдской общины. Законодательное собрание собралось в городе Эрбиль имея теоретическую власть над мухафазами Эрбила и Сулеймании, населёнными курдами. Из-за продолжения войны между курдскими сепаратистами и иракскими правительствами до восстаний 1991 года, безопасность курдских беженцев была принята резолюция 688 Советом Безопасности ООН, давшая определения части этого региона как убежища, охраняемого американскими и британскими ВВС (более подробно в операции «Provide Comfort»). Зона включала в себя Дахук и Эрбиль, но Сулеймания и Киркук были вне данных соглашений, что привело к очередным столкновениям между Иракской армией и курдскими повстанцами. Вскоре после достижения военного паритета, иракское правительство вывело в октябре 1991 года свои военные и гражданские институты из региона. С этого момента Иракский Курдистан стал независим «де факто» и перешёл на самоуправление с двумя партиями — «Демократической партией Курдистана» и «Патриотическим союзом Курдистана» — неподконтрольными Багдаду. Иракский Курдистан с этого момента также приобрёл свой флаг и гимн.

Первые выборы в парламент прошли в 1992 году и его месторасположение было объявлено в Эрбиле. Места в нём были распределены поровну между Патриотическим союзом Курдистана Джалала Талабани и Курдской Демократической партией Массуда Барзани.

После ухода иракских войск им была объявлена экономическая блокада Курдистана, в основном в снабжении нефти и продовольствия. Курдская автономия также пострадала от международного эмбарго, наложенного на всю иракскую территорию. Весь товарообмен между Курдистаном и внешним миром происходил за счет чёрного рынка и обе партии водили друг друга за нос в поисках контроля над путями контрабанды.

Начало конфликта (1994)

Вооружённый конфликт между ними разразился в мае 1994 года, закончившись гибелью около 300 человек. В течение следующего года, около 2 тысяч людей с обеих враждующих сторон были убиты. По словам агента ЦРУ Роберта Баера, иранские Стражи Исламской революции оказывали умеренную поддержку КДП и позволяли ей производить атаки с территории Ирана.

Атака на Саддама (1995)

В январе 1995 года офицер ЦРУ, Роберт Баер, отправился в северную часть Ирака с командой, состоявшей из пяти человек, для создания базы ЦРУ. Он вступил в контакт с курдским руководством и сумел договориться о перемирии между Барзани и Талабани.

В течение нескольких дней, Баер наладил связь с иракским генералом, который участвовал в заговоре по убийству Саддама Хусейна. Его план заключался в использовании отряда из 100 иракских перебежчиков, чтобы убить Саддама, когда он будет проезжать по мосту рядом с Тикритом. Баер телеграфировал о плане в Вашингтон, но ответа не последовало. Спустя три недели план был пересмотрен, призывая к нападению курдских сил на севере Ирака, в то время как иракские повстанцы уничтожат один из домов Саддама с помощью танка, чтобы убить иракского лидера. Баер снова телеграфировал о плане в Вашингтон и опять не получил ответа. В то же время, 28 февраля иракская армия была приведена в полную боеготовность. В ответ на этот шаг иранские и турецкие войска также были приведены в состояние повышенной боеготовности. Баер получил сообщение непосредственно от советника по национальной безопасности Тони Лэйка сообщившего, что его операция подвергается опасности. Данное предупреждение было передано через курдских и иракских союзников и, получив эту информацию, Барзани отказался от запланированной атаки, оставив силам Талабани (ПСК) действовать в одиночку.

Иракские офицеры планировавшие убить Саддама из танка были раскрыты, арестованы и казнены, прежде чем смогли привести свои планы в действие. Атака ПСК началась как было запланировано, и в течение нескольких дней им удалось уничтожить три иракских дивизии и захватить 5000 пленых. Несмотря на просьбы Баера об американской поддержки наступления, она не была оказана и курдские силы были вынуждены отступить. Баер был немедленно отозван из Ирака и вкратце допрошен за попытку покушения на Саддама Хусейна. Позднее он был оправдан.

Возобновление боёв (1996)

Хотя курдский парламент самораспустился в мае 1995 года, хрупкое перемирие между ПСК и ДПК продолжалось до лета 1996 года. Талабани заключил союз с Ираном, и помог Ирану произвести военное вторжение в северный Ирак 28 июля, направленное против Курдской демократической партии Ирана.

Столкнувшись с возможностью борьбы одновременно против Ирана и ПСК, Масуд Барзани попросил о помощи Саддама Хусейна. Видя возможность вернуть север Ирака, Саддам согласился её оказать. 31 августа 1996 года 30 000 иракских войск, возглавляемых танковой дивизией Республиканской гвардии напали на Эрбиль, контролируемый ПСК и охранявшийся 3000 пешмергами ПСК во главе с Корсат Расул Али, совместно с силами ДПК. Эрбиль был взят и иракские войска произвели расстрел 700 захваченных солдат ПСК и Иракского национального конгресса диссидентской группы в районе Эрбиля.

Это нападение подтвердило американские опасения, что Саддам «собирается запустить кампанию геноцида против курдов», аналогичную в 1988 и 1991 годах. Этот шаг также являлся явным нарушением Саддамом Резолюции 688 СБ ООН, запрещавшую репрессии этнических меньшинств Ирака. В ответ на это, американские войска в регионе запустили операцию «Удар в пустыне»: 3 сентября, американские корабли и бомбардировщики Boeing B-52 Stratofortress запустили 27 крылатых ракет по иракским объектам ПВО на юге Ирака. На следующий день, ещё 17 крылатых ракет были запущены с американских судов по иракским ПВО. Соединённые Штаты также направили ударные самолёты и авианосец в регион Персидского залива, а южная граница зоны, запретная для полётов иракских ВВС, была перенесена на север к тридцать третьей параллели.

После установления контроля КДП в Эрбиле, иракские войска были выведены из курдского региона на исходные позиции. КДП выгнало ПСК из других, контролируемых партией мест, и с дополнительной иракской помощью захватили Сулейманию. Джалал Талабани и ПСК отступили к иранской границе, и американские войска эвакуировали 700 членов Иракского национального конгресса и 6000 прозападно настроенных курдов из северного Ирака.

Вступление Турции в войну (1997)

Бои между КДП и ПСК продолжились в течение всей зимы . Усложнило события нахождение анти-турецкой Рабочей партии Курдистана (РПК) в Ираке. Сотрудничая с ПСК, РПК начала нападать на этнических ассирийцев. и граждан, поддерживавших КДП. В ответ на это турецкие войска начали в мае Операцию «Молот», в попытке искоренить РПК из Северного Ирака. Эта операция вызвало тяжёлые потери РПК, однако РПК продолжила свою активность в северном Ираке.

25 сентября турецкие войска вновь вторглись в северный Ирак. В союзе с КДП они атаковали позиции ПСК и РПК с целью навязать перемирие между партиями. Операция привела к тяжёлым потерям среди РПК и началу переговоров между ПСК и КДП.

Несмотря на перемирие, боевые действия на линии перемирия возобновились в октябре-ноябре. В этот раз в войне погибло 1200 бойцов с обеих сторон и 10000 граждан стало беженцами. Продолжительное перемирие было установлено лишь 24 ноября.

Последствия

В сентябре 1998 года Масуд Барзани и Джалал Талабани подписали мирный договор «Вашингтонское соглашение» при посредничестве США. В соглашении стороны договорились поделить между собой доходы и власть и дали запрет на использования северного Ирака РПК, и не позволять ввод иракских войск в курдские регионы. Соединённые Штаты обязались использовать военную силу для защиты курдов от возможной агрессии со стороны Саддама Хусейна. В то же время, реализация плана ООН «Нефть в обмен на продовольствие» принесла вклад в экономику северных районов Ирака, что позволило увеличить там уровень жизни. Иракский Курдистан стал сравнительно мирным регионом, пока террористическая группа «Ансар аль-Ислам» не вошла туда в декабре 2001 года, в результате чего конфликт возобновился.

Примерно месяц спустя, президент США, Билл Клинтон, превратил ноту об освобождении Ирака в закон, предусматривающий военную помощь иракским оппозиционным группам, в том числе ПСК и КДП.

По оценкам КДП, 58 тысяч его сторонников были высланы из регионов, контролируемых ПСК с октября 1996 по октябрь 1997 года. ПСК утверждает цифру в 49 тысяч сторонников, выселенных из ДПК-контролируемых регионов с августа 1996 года по декабрь 1997 года.

ПСК и КДП позже сотрудничали с американскими войсками в вторжении коалиции стран в Ирак в 2003 году, пеленгировании иракских сил с помощью американских ВВС и завоевании большей части северного Ирака и, в том числе, городов Киркук и Мосул.

После вторжения, Масуд Барзани был избран президентом Иракского Курдистана, а Джалал Талабани — президентом Ирака.

Смотреть также

• Список войн XX века

Библиография

• Baer Robert. See No Evil: The True Story of a Ground Soldier in the CIA's War on Terrorism. — Three Rivers Press, 2003. — ISBN ISBN 140004684X.
• Pollack Kenneth. The Threatening Storm: The Case for Invading Iraq. — Random House, 2002. — ISBN ISBN 0375509283.

Отрывок, характеризующий Гражданская война в Иракском Курдистане

– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.