Гутьеррес Мельядо, Мануэль

Мануэль Гутьеррес Мельядо
Награды и премии

Мануэ́ль Гутьéррес Мелья́до (исп. Manuel Gutiérrez Mellado; 30 апреля 1912, Мадрид — 15 декабря 1995, Торремоча-дель-Кампо) — испанский военачальник, почётный генерал-капитан (1994).

Семья и образование

Родился в семье, принадлежавшей к среднему классу, остался сиротой в возрасте восьми лет. В 1929 поступил в Главную военную академию в Сарагосе, директором которой был Франсиско Франко. После окончания академии (в 1933; первым в выпуске) был произведён в лейтенанты артиллерии.

Участие в гражданской войне

В начале гражданской войны, в июле 1936, вместе со своим полком выступил против правительства республики, был арестован и заключён в тюрьму, из которой бежал. Нашёл убежище в одном из иностранных посольств в Мадриде, затем смог добраться до территории, контролируемой националистами. Оттуда, уже по поручению франкистской разведки, тайно вернулся в республиканскую зону, где занимался агентурной деятельностью до окончания войны. За успешную работу в 1938 был произведён в капитаны.

Служба в армии франкистской Испании

После окончания войны продолжил службу в армии, в 1942 получил диплом офицера Генерального штаба. Был произведён в майоры, преподавал в артиллерийской школе (Escuela de Aplicación y Tiro de Artillería). Специалист в области разведки, долгое время работал в Генеральном штабе, занимался переводами с английского языка. С 1957 — подполковник, с 1965 — полковник. Постепенно стал более критично относиться к франкистскому режиму. С 1970 — бригадный генерал. Занимал ответственные должности в Высшем центре исследований национальной обороны (CESEDEN) и Генеральном штабе, был сотрудником либерально настроенного интеллектуала, генерал-лейтенанта Мануэля Диес-Алегрия. С 1973 — дивизионный генерал. С 1975 — командующий войсками в Сеуте (Африка) и правительственный делегат на этой территории. В том же году скончался генералиссимус Франко, и вскоре после этого карьера генерала резко ускорилась.

Сторонник демократии

Молодому королю Хуану Карлосу I, только что вступившему на престол, нужен был военачальник, способный на проведение военных реформ с целью преобразования франкистской армии в вооруженные силы современного демократического государства. В марте 1976 Гутьеррес Мельядо был произведён в генерал-лейтенанты и назначен на должность генерал-капитана (командующего) седьмого военного округа со штабом в Вальядолиде (должность генерал-капитана в испанской армии существовала наряду с одноименным воинским званием, которое, согласно принятым в 1975 правилам, могло присваиваться только королю как главнокомандующему). Уже в июне 1976 он стал начальником Генерального штаба, а в сентябре того же года — первым заместителем председателя правительства Адольфо Суареса по вопросам обороны. После всеобщих выборов 15 июня 1977 сохранил этот пост, который занимал до 1981.

В рамках реформы вооружённых сил генерал Гутьеррес Мельядо был инициатором создания в 1977 министерства обороны, которое объединило три прежних министерства — военное, морское и авиации. В 1977—1979, наряду с постом первого заместителя председателя правительства, являлся и министром обороны (последующие руководители этого ведомства были гражданскими лицами). Продвигал на ключевые посты либеральных военачальников, игнорируя традиций назначений в строгом соответствии с принципом старшинства. Реорганизовал Генеральный штаб и создал новую разведывательную организацию. Был сторонником деполитизации вооружённых сил. Его деятельность вызвала резкое неприятие со стороны наиболее последовательных сторонников франкистского режима, которые называли его масоном и обвиняли в том, что он был двойным агентом в годы гражданской войны (если бы такие обвинения имели под собой основания, то генерал не смог бы сделать военную карьеру при режиме Франко).

В январе 1981 правительство Суареса ушло в отставку. 23 февраля того же года генерал Гутьеррес Мельядо присутствовал на заседании кортесов (парламента), в котором шло голосование по кандидатуре нового председателя правительства. Именно этот день ультраправые военные избрали для попытки государственного переворота, один из руководителей которого, подполковник Антонио Техеро во главе подразделения Гражданской гвардии (жандармерии) ворвался в здание кортесов и приказал всем присутствовавшим лечь на пол. Не подчинились ему только Суарес, генерал Гутьеррес Мельядо и лидер коммунистов Сантьяго Каррильо. Гутьеррес Мельядо потребовал от Техеро немедленно сложить оружие, но тот отказался подчиняться. Все эти события были показаны по телевидению: противостояние пожилого худощавого генерала мятежникам, которые применили против него физическую силу и могли в любой момент его застрелить, стало одним из наиболее драматических событий этого дня. Они стали символом как мужества сторонников реформ, так и необратимости демократического процесса.

Общественный деятель

После подавления мятежа генерал Гутьеррес Мельядо отошёл от политической деятельности, но остался значимой общественной фигурой. В 1984 он стал постоянным членом Государственного совета. Под впечатлением от смерти сына своего друга, причиной которой стали наркотики, он основал в 1986 Фонд по борьбе с наркоманией (Fundación de Ayuda contra la Drogadicción; FAD), почётным президентом которого стала королева София. В мае 1994 ему была оказана уникальная для постфранкистской Испании честь — он был произведён в почётные генерал-капитаны, «принимая во внимание исключительные личные и профессиональные заслуги». В октябре того же года король Хуан Карлос I присвоил ему титул маркиза.

Смерть генерала и память о нём

15 декабря 1995 генерал Гутьеррес Мельядо направился на автомобиле из Мадрида в Барселону с тем, чтобы выступить перед студентами с лекцией на тему «Общество и коррупция». По дороге он погиб в автомобильной катастрофе в Гвадалахаре.

Гутьеррес Мельядо характеризовался современниками как прекрасный знаток военных проблем, стратегически мыслящий человек, спокойный, дисциплинированный и верный инструкциям государственной власти администратор. После его смерти бывший председатель правительства Адольфо Суарес заявил по телевидению, что генерал был «великим солдатом, преданным Испании, королю и демократии». Его именем назван Национальный университетский институт исследований в области мира, безопасности и обороны.

Ссылки

• [www.mde.es/Curriculums?accion=1&id_nodo=4151&id=69 Биография  (исп.)]
• [web.archive.org/web/20080619094629/elalijar.blogspot.com/2007/12/en-defensa-de-la-constitucin.html Биография  (исп.)]
• [www10.gencat.net/probert/castella/primeraplanta/pp07_gutierrezmelladocast.htm Биография  (исп.)]
• [www.artehistoria.jcyl.es/histesp/personajes/7461.htm Биография  (исп.)]

Отрывок, характеризующий Гутьеррес Мельядо, Мануэль

Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.