Дамари, Шошана

Шошана Дамари שושנה דמארי
Шошана Дамари, 1961
Основная информация
Дата рождения	31 марта 1923(1923-03-31)
Место рождения	Дамар, Йемен
Дата смерти	14 февраля 2006(2006-02-14) (82 года)
Место смерти	Тель-Авив
Годы активности	1939—2006
Страна	Палестина Палестина Израиль Израиль
Профессии	певица
Лейблы	Hed Arzi</br>London Records</br>CBS</br>NMC
Награды	Государственная премия Израиля

Шоша́на Дама́ри (31 марта 1923, Дамар, Йемен — 14 февраля 2006, Тель-Авив, Израиль) — израильская певица йеменского происхождения, лауреат Государственной премии Израиля (1988).

Биография

В 1924 году вместе с семьёй переехала из Дамара (Йемен) в Палестину. В детстве пела вместе с матерью на свадьбах, а уже в 14 лет исполнила первую песню на радио.

Известность ей принесло исполнение многих песен композитора Моше Виленского, в особенности «Каланийо́т» (כלניות ; «Анемоны»). Эта песня, часто включаемая в альбомы, принесла ей наибольший успех, она является своего рода «визитной карточкой» певицы.

Первая запись на студии состоялась в 1948 году.

За более чем 40-летнюю карьеру записала такие известные песни, как «Ор» (אור ; «Свет»), «Хора» (הורה ; еврейский национальный танец hо́ра), «Шней шошани́м» (שני שושנים ; «Две лилии»), «Цари́х лецалце́ль паама́йим» (צריך לצלצל פעמיים ; «Звонить два раза»). Последней заметной работой Дамари, привлекшей внимание прессы, было участие в записи нового альбома дуэтов (1996) с другой прославленной израильской певицей Яфой Яркони. Исполненная ими вместе песня «Кше-хайи́ну йелади́м» (כשהיינו ילדים ; «Когда мы были детьми») была написана в Войну Судного дня и, как считалось, каждая из певиц тогда претендовала на то, чтобы именно она публично исполнила и впервые записала её.

Почти 11 лет Дамари прожила в США, изредка выступая перед многочисленной местной еврейской общиной. В одном из интервью певица рассказывала: «Перед тем, как покинуть Америку, я провела прощальный концерт, на котором плакали зрители. А один миллионер предложил мне виллу с бассейном, только чтобы я осталась».

Впоследствии 30 лет жила в Тель-Авиве. Несмотря на возраст, продолжала выступать.

В 1988 году певица была удостоена Государственной премии Израиля за вклад в песенное творчество на иврите.

В 2005 году записала два трека для альбома Идана Райхеля (Idan Raichel Project) «Ми-маамаки́м», что стало последним осуществлённым ей заметным проектом.

Шошана Дамари умерла от пневмонии в больнице в Тель-Авиве 14 февраля 2006 года.

Ссылки

• [www.shirim2006.narod.ru/Biografy/Shoshana_Damari.htm Шошана Дамари на сайте shirim2006.narod.ru]
• [youtube.com/watch?v=FWImhuIAtWk Шошана Дамари] на YouTube
• [www.catholic.co.il/index.php?option=com_content&view=article&id=121%3Ain-memory-of-shoshana-damari&catid=28%3Aisraeli-music&Itemid=32&lang=ru Вспоминая Шошану Дамари]

Отрывок, характеризующий Дамари, Шошана

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.