Девичник

Девичник (вечерина) — свадебный обряд, день перед свадьбой, либо дни от рукобитья до свадьбы.

Названия у славян

рус. девичник, девик, девичий вечер, вечерина, вечеринка, вечёрка, вечеруха, сборный день, биседа, сидины, белилы, баярки; белор. дзявішнік, дзявічкі, дзевоцкія запоіны, дзявоцкі вечар, дзевич вечар, паненскі вечар, зборная суботa; укр. девоцькі запоіни, дівич-вечір, дівин-вечір, вечорніци, головиця; сербохорв. девоjачка сведба, девоjачко вече; польск. dziewiczy wieczór, panieński wieczór, pustocha; болг. момина вечер, млада трапеза, мамино хоро.

Обряд у славян

Прощание с девичеством в кругу подруг распространено у всех русских. Особенно оно доминирует на Русском Севере, где этот обряд сопровождается причитаниями и плачем невесты и представлен разнообразием поэтических и предметных символов девичества: невеста оплакивает свою косу, «скруту» (девичий наряд), «красоту» или «красу», «волю» и др. Девичник был важным элементом этих приготовлений и прощания с родным домом и мог продолжаться от недели до двух недель. У невесты собирались около 15 «шитниц» и «девишниц», которые вместе шили до вечера, пели прощальные песни, причитания. Вечером их навещал жених с привезенным им ларцом с лакомствами (крупными и мелкими орехами, пряниками, конфетами, изюмом), и перстнями, румянами, зеркальцем, мылом, гребешком и другими подарками. Невеста же в ответ угощала чаем жениха и парней, сопровождавших его, и дарила будущему мужу фигурку медведя «Тихона». Чем фигурка была больше и изысканней, тем большее уважение проявляла невеста своему суженому. Символика этого подарка берет начало в традиции, согласно которой в свадебном обряде «медведем» довольно часто называют жениха…", так как это животное в язычестве было священным, и являлось символом умения быть трудолюбивым хозяином мира, мудрым хранителем запасов и умелым купцом — то есть обладало главными мужскими чертами, важными для построения крепкой семьи. А также медведь в символике древнерусских символов и знаков означает умение быть хорошим учителем, воспитателем детей — в семье это играет не последнюю роль. Знак медведя изображался преимущественно на мужских талисманах, и такой подарок невесты знаменовал принятие ею главенствующей роли мужа в семье, так как он от природы наделен нужными свойствами сильного покровителя и защитника, а для мужчины этот подарок был напоминанием о той ответственности, которая лежала на его плечах. После свадьбы фигурка медведя ставилась в доме новобрачных как оберег счастливого брака, тишины и мира в семье.

В Белоруссии обряд прощания с девичеством распространен главным образом на севере, на Могилёвщине почти отсутствует. В Полесье невеста обходит подруг и прощается с ними, устраивает им прощальное угощение накануне свадьбы, танцует с каждой перед отъездом к жениху. На Украине у невесты обычно устраивается прощальная вечеринка, угощение и танцы с участием девушек и парней. Невеста раздает подругам ленты на память (харьков.). У болгар прощание невесты с девичеством в накануне свадьбы переплетается с обрядами обручения и дня свадьбы. Лишь в Западной Болгарии это относительно самостоятельный обряд. Расставание с девичеством достигает кульминации на свадьбе перед отправлением невесты к венчанию, когда поют песни о прощании с родным домом. Плач невесты в этот момент обязателен, в Родопах он сопровождается причитаниями.

В основном у южных славян, обряд сводится к прощальной вечеринке в доме невесты, где собираются родственники и подруги невесты и устраивается угощение, которое завершается приходом жениха и его друзей, песнями и танцами; отсюда и названия, вроде хорватского tanac (Истрия).

У чехов в канун свадьбы у невесты собираются подруги и устраивается праздничный ужин для гостей. Как и у русских, при прощании с родным домом невеста обязана плакать, чтобы ей не пришлось плакать всю замужнюю жизнь. Прощальный вечер с оплакиванием девичества и плачем невесты известен у словаков. В северо-восточной Словакии к невесте приходят девушки и парни и после игр эротического характера остаются на ночь, укладываясь парами на соломе (Горегронье). В Польше невеста в день свадьбы прощается с хлебом: обходит по солнцу вокруг стола, по углам которого лежат четыре украшенных калиной хлеба, и целует каждый из них (мазов.).

Мытьё невесты

Важным элементом являлось также ритуальное омовение невесты в бане накануне свадьбы. Как особый обряд известен у русских и у южных славян. Особенно сложную структуру имеет северо-русский обряд бани невесты (невестина баня, подвенешная баня, пра(в)ськая баня), часто включающий ритуальное расставание невесты с девичеством, расплетение косы и т. п. Ритуальное мытье невесты (мытье головы или общее купание), а иногда и жениха, известно в западной Болгарии, Македонии, Сербии, Хорватии и Славонии. Процесс мытья, принесение воды для него и выливание использованной воды сопровождается ритуально-магическими действиями и оберегами. Помимо защиты невесты от порчи, мытье невесты накануне свадьбы имеет смысл ритуального очищения от имевшихся несчастий и бед перед переходом в новый статус.

См. также

• Мальчишник (обряд)
• Бастангы

Литература

1. Девичник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
2. Канун свадьбы / Гура А. В. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 454–457. — ISBN 5-7133-0982-7.

Отрывок, характеризующий Девичник

– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…