Дело Павличенко

Дело об убийстве судьи Зубкова (также «дело Павличенко») — дело об убийстве 42-летнего судьи Шевченковского районного суда города Киева Сергея Зубкова. Судью убили в подъезде собственного дома 21 марта 2011 года. Задержали подозреваемых Дмитрия Павличенко и его старшего сына Сергея. Павличенко дали пожизненное заключение, а сыну 13 лет. 24 февраля 2014 года Верховная Рада Украины освободила семью Павличенко.

Убийство

22 марта 2011 в Центре общественных связей МВД сообщили, что в деле по убийству Сергея Зубкова рассматривались четыре версии: профессиональная деятельность судьи, убийство на почве личных неприязненных отношений, долговые отношения и корыстный мотив. Одновременно в том же сообщении центра сказано, что на причастность к преступлению проверяется уже киевлянин, разместивший в интернете гневное письмо в адрес судьи, который якобы незаконно выселил его из квартиры. Вскоре были задержаны подозреваемые в убийстве — Дмитрий Павличенко и его сын Сергей.

Судья

Судья Сергей Зубков в течение десяти лет проработал в Шевченковском районном суде Киева. Он специализировался на скандальных застройках в центре города. По одному из решений был демонтирован балкон и веранда в квартире Павличенко в доме по ул. Богдана Хмельницкого. После демонтажа семья была выселена, а квартира передана частной фирме.

Свидетели

Свидетель по делу семьи Павличенко об убийстве судьи Сергея Зубкова лифтёр Алексей Наумец заявил, что сомневается в причастности подсудимых к убийству.

«Возможно, видел отца (Дмитрия Павличенко), я не уверен на 100 %, что я видел именно этого человека. Уже не знаю, раньше был уверен на 80 %, а сейчас на 50 %», — рассказал он.

При этом мужчина заметил, что на него давило следствие во время опознания убийцы по фотографии, заставляя подписывать документ о том, что это был Павличенко-старший. Также он заявил, что боится за свою жизнь, так как по сути остаётся единственным, кто видел настоящего убийцу.

«Сам за себя боюсь, я не уверен, что это те люди со стороны убийцы… Все знают, что только я один видел», — подчеркнул он.

Доказательства

По данным осмотра места происшествия и экспертизы на месте преступление были обнаружены ряд генетических следов Павличенко, а пули которым был убит Зубков совпадали с найденными в автомобиле подозреваемых. Кроме того С. Д, Павличенко дал признательные показания, в которых подробно описал подготовку и совершение убийства.

Ход дела

Как сообщалось 12 марта 2013 года, Апелляционный суд Киева перенёс рассмотрение жалобы Дмитрия и Сергея Павличенко на 21 марта. Напомним, тогда под зданием Апелляционного суда собралось около 300 сторонников Павличенко. Также на площади перед зданием суда прошёл концерт в поддержку Дмитрия и Сергея Павличенко.

21 марта 2013 года, во время заседания по поводу апелляции подсудимых на приговор суда, рассмотрение дела было опять перенесено. Следующее заседание было назначено на 11:00 4 апреля 2013 года.

Кроме того, суд допросил в качестве свидетеля следователя по делу Павличенко Геннадия Рыбку якобы для объективности процесса.

«Следователь дал показания в суде об обстоятельствах проведения следственных действий с участием Сергея Павличенко. Это нормальная судебная практика и все это делается для обеспечения объективности судебного разбирательства», — заявила гособвинитель Наталия Сема. Она подытожила, что следователь в очередной раз подтвердил вину подсудимых.

Суд и приговор

Хронология

• Психологическая экспертиза проводилась три недели. 25 октября 2011 — в палате Центра психэкспертизы на Д. Павличенко напал неизвестный, который его чуть не задушил. По словам адвоката Павличенко Татьяны Шевченко даже по прошествии недели на шее оставались следы удушия.
• 7 декабря 2011 — прокуратура города Киева передала уголовное дело в Голосеевский районный суд города Киева;
• 6 января 2012 — начало судебного процесса. Дело находится на контроле Генеральной прокуратуры Украины и Президента Украины. Следующие заседания назначены на 26 января, 3 и 9 февраля;
• 26 января 2012 — суд начал рассмотрение дела по существу. Впервые зачитали обвинительное заключение прокуратуры. Адвокаты утверждают, что у следствия отсутствуют вещественные доказательства, поэтому все в этом деле решат показания;
• 5 июня 2012 — на очередном заседании важный свидетель Алексей Наумец, несмотря на то, что ранее узнал подозреваемых, заявил, что Дмитрий Павличенко не похож на убийцу судьи Зубкова.
• 24 февраля 2014 — Верховная Рада Украины, приняла постановление «Об освобождении политзаключённых» (регистрационный номер 4202). В списке 23 фамилий политзаключённых, по просьбе протестующих в него была включена и фамилия Павличенко.

Решение суда

2 октября 2012 года Голосеевский районный суд города Киева в составе коллегии судей под председательством судьи Галины Бондаренко, вынес приговор. Дмитрий Павличенко был приговорен к пожизненному заключению, а его старший сын Сергей — к 13-ти годам заключения.

По схожей статье экс-депутат Рады Виктор Лозинский получил только 15 лет, а потом срок уменьшили до 14.

Протесты

Друзья Павличенко и неравнодушные активисты привлекали внимание общественности к этому делу ещё в 2011-м году, когда проходил судебный процесс, но наибольших масштабов движение приобрело после объявления обвинительного приговора 2 октября 2012. Тогда футбольные фаны по всей Украине (младший Павличенко болеет за киевское «Динамо») объявили протест против милицейского произвола и несправедливого суда. Баннеры в поддержку семьи Павличенко с лозунгами "Свободу Павличенко! Свободу честным!" появились на стадионах многих городов (Киев, Запорожье, Армянск, Днепропетровск, Донецк, Кировоград, Полтава, Краматорск, Кривой Рог, Луганск, Луцк, Львов, Мариуполь, Николаев, Москва, Одесса, Симферополь, Сумы, Ужгород, Харьков, Хмельницкий, Черновцы, Чернигов и другие), в некоторых городах милиция пыталась снять и убрать эти баннеры и плакаты. В Хмельницком милиция запретила проносить баннер на стадион, поэтому болельщики вывесили его на многоэтажном доме возле стадиона. Павличенко также поддержали некоторые футболисты «Динамо» (Киев), в частности полузащитник Тарас Михалик.

Представители неонацистсткого движения «C14» и болельщики «Динамо» Киев выступили под единым баннером «Волю Павличенко» во время марша в Киеве 14 октября 2012 года в честь 70-летия создания УПА.

25 ноября 2012 года в Киеве около 3 500 человек вышли на митинг в поддержку семьи Павличенко. По мнению митингующих, подсудимым выдвинуты ложные обвинения, а решение суда неправомерно. После акции Голосеевский райсуд выступил с сообщением в котором привёл доказательства вины.

13 декабря 2012 года в Харькове состоялся двухчасовой марш и пикетирование областного управления МВД активистами общественных движений Украинский Национальный Союз, Альянс Патриотических Сил, «Ярило» и футбольными фанатами. Всего в акции приняли участие более тысячи человек. Акция закончилась массовой дракой участников с сотрудниками милиции, 22 человека было задержано и получили наказания в виде административного ареста от 5 до 15 суток. 5 пострадавших от действий сотрудников милиции обратились за помощью в больницу. Олег Голтвянский, организовавший марш, скрылся с места событий, впоследствии он был объявлен в розыск. По словам активистов, милиционеры спровоцировали конфликт, начав по одному задерживать участников акции после её окончания, а далее с применением спецсредств разогнали оставшихся участников и журналистов. По словам милиции же, задержания начали происходить с целью предотвращения массовых беспорядков — участники акции кидали в сотрудников милиции снежки, горящий фальшфайер, выкрикивали лозунги с использованием нецензурной брани в отношении сотрудников милиции и Президента Украины. С жалобой на действия сотрудников милиции обратился харьковский общественный деятель и бывший кандидат в Народные депутаты Украины Евгений Каплин, который утверждает, что закон не нарушал во время акции, однако милиционеры незаконно нанесли ему телесные повреждения и разбили камеру, на которую он снимал избиение участников. 3 января 2013 года прокуратура Киевского района г. Харьков возбудила по данному заявлению уголовное производство против сотрудников милиции за превышение власти и служебных полномочий, сопряжённое с применением физической силы и спецсредств (ч.2. ст.365 УК Украины), начала досудебное следствие. Если вина должностных лиц МВД будет доказана, им грозит отстранение с занимаемой должности и лишение свободы на срок до 8 лет.

24 декабря 2012 года Павличенко впервые дал интервью из тюрьмы и в частности отметил:

…генерал Алексей Крикун (тогдашний начальник столичной милиции) шутил, что я — ловкий, так хорошо убил Зубкова, что мне нужно выдать награду за смерть «негодяя». Я говорю, что судья ничего плохого мне не сделал. После этого Крикун предложил соглашение: «Мы знаем, что ты не убивал, но у тебя не хватит ресурсов это доказать. Поэтому бери на себя, а мы сделаем так, что получишь 10 лет и через пять выйдешь. Если не возьмешь, посадим пожизненно и тебя, и жену, и старшего сына. Младшего в детдом отдадим».

Освобождение

24 февраля 2014 года Верховная Рада Украины освободила Дмитрия и Сергея Павличенко, объявив их политзаключёнными.

В тот же день, после 21:00, появились сообщения, что Дмитрий и Сергей Павличенко вышли на свободу.

19 октября 2014 года в "Украинском доме" издательство "Саммит-книга" презентовало [www.freedompavlichenko.com/ книгу Дмитрия Павличенко "Цена свободы - хроника освобождения пожизненно заключённого"] в которой подробно излагается его взгляд на сущность правоохранительной системы Украины.

Ссылки

• [ultras.org.ua/01096.html Заявление ультрас «Динамо» (Киев) на защиту семьи Павличенко 13 апреля 2011]
• [obozrevatel.com/politics/32489-osuzhdennyij-za-ubijstvo-sudi-pavlichenko-reshil-ballotirovatsya-v-verhovnuyu-radu.htm Осужденный за убийство судьи Павличенко решил баллотироваться в Верховную Раду]
• [www.freedompavlichenko.com/ Книга Дмитрия Павличенко "Цена СВОБОДЫ - Хроника освобождения пожизненно заключённого"]

Отрывок, характеризующий Дело Павличенко

Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.