Джурабаев, Мурат Надырович

Мурат Надырович Джурабаев
Первый секретарь Бухарского обкома КП Узбекистана
декабрь 1953 — май 1956
Предшественник:	Абдулхай Таиров
Преемник:	Ахмадали Ризаев
Первый секретарь Сурхандарьинского обкома КП (б) Узбекистана
1945 — июль 1952
Предшественник:	Маджит Саидов
Преемник:	Ариф Хакимов
Рождение:	25 декабря 1905(1905-12-25) Казалинск, Российская империя
Смерть:	18 января 1963(1963-01-18) (57 лет) Москва, СССР
Партия:	КПСС
Образование:	Курсы переподготовки при ЦК ВКП(б) - КПСС
Награды:

Мура́т Нады́рович Джураба́ев (25 декабря 1905, Казалинск, Российская империя — 18 января 1963, Москва, СССР) — советский узбекский государственный и партийный деятель, первый секретарь Бухарского обкома КП Узбекистана (1953—1956).

Биография

Родился в семье бедного декханина, до революции ходил в местную русскую школу; наряду с узбекским, таджикским, персидским и русским языками, мог читать по-арабски и владел немецким языком. В 14 лет из-за эпидемии холеры потерял родителей и, оставшись старшим в семье, воспитывал брата и двух сестер. Работал переводчиком в ЧК, в конце 20-х годов — секретарём ЦИК в Самарканде (тогдашней столице Узбекистана), затем секретарём райисполкома.

С начала 30-х годов — преподаватель, а с 1933 г. — директор Ташкентского педагогического техникума и заведующий отделом народного образования. В 1931 г. вступил в ВКП(б); с 1934 г. зав. отделом пропаганды и агитации, с 1934 г. — секретарь Октябрьского райкома партии г. Ташкента. В 1937 г. с началом Ежовщины был подвернут травле в газетных статьях, объявивших его немецким и итальянским шпионом и врагом народа, восстанавливавшим местное население против советской власти (якобы устраивая свинарники в мечетях). Вскоре он был исключён из партии и уволен с работы, а его жене Ф. А. Астафьевой предлагали публично осудить мужа. В ожидании ареста, всегда стремившийся повышать образовательный уровень, он тайно посещал занятия на экономическом отделении факультетa советского хозяйства САГУ, прослушав лекции за четыре года. По завершении Большого террора и в связи со сменой руководства НКВД был оправдан выездной комиссией из Москвы и в 1939 г. восстановлен в партии и на партийной работе.

В 1940-42 гг. — секретарь Верхне-Чирчикского райкома, в 1943-44 гг. — заведующий отделом пропаганды и агитации Ташкентского обкома КП УзССР. В 1944-52 гг. работал на должности первого секретаря Сурхандарьинского обкома. По окончании в 1953 г. курсов при Академии общественных наук, в 1953-56 гг. был первым секретарём Бухарского обкома, также был членом ЦК компартии Узбекистана, избирался депутатом Верховного Совета УзССР 2 и 3 созывов. В 1954-58 гг. избирался депутатом Верховного Совета СССР 4 созыва, в 1956 г. был делегатом XX съездa КПСС.

В 1956 г. в связи с усилением власти Н. С. Хрущёва, главой Комитета Партийного Контроля при ЦК КПСС был назначен Н. М. Шверник, а состав КПК был обновлён. М. Н. Джурабаев был назначен членом КПК, и проработал в этом качестве с 1956 г. до своей смерти в январе 1963 г., занимаясь реабилитацией жертв политических репрессий. В своих воспоминаниях другой член КПК, О. Г. Шатуновская, подвергавшаяся при Н. С. Хрущёве травле за расследование секретных материалов о роли Сталина в убийстве Кирова, отмечает редкую честность и принципиальность Джурабаева (см. www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pagesde79-2.html?Key=20705&page=322). М. Н. Джурабаев перенёс инфаркт в декабре 1962 г. и скончался в больнице в январе 1963 г. Решением правительства должен был быть похоронен на Новодевичьем кладбище, но по настоянию родственников тело было перевезено в Ташкент и похоронено на Чигатайском кладбище.

Послужил прототипом положительного героя, секретаря райкома Джурабаева в романах Шарафа Рашидова «Победители» (1951) и «Сильнее бури» (1958). Именем М. Н. Джурабаева названа средняя школа г. Термеза в Узбекистане.

Награды и звания

• орден Ленина
• четыре ордена Трудового Красного Знамени (в т.ч. 21.01.1956)
• орден «Знак Почёта»
• медали

См. также

• Список депутатов Верховного Совета СССР 4 созыва

Ссылки

• Некролог. Газета «Правда», 20 янв. 1963 г.
• www.knowbysight.info/DDD/11670.asp

Отрывок, характеризующий Джурабаев, Мурат Надырович

К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.