Долгий рождественский ужин

Опера

Долгий рождественский ужин
нем. Das lange Weihnachtsmahl
Декорации оперы «Долгий рождественский ужин» Пауля Хиндемита в постановке Национальной оперы «Эстония».
Композитор	Пауль Хиндемит
Автор(ы) либретто	Торнтон Уайлдер
Источник сюжета	Торнтон Уайлдер. Долгий рождественский ужин
Жанр	Опера
Действий	1
Год создания	1961
Первая постановка	1961
Место первой постановки	Мангейм, ФРГ

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=lMcvUoQGKtE Фрагмент оперы «Долгий рождественский ужин» Пауля Хиндемита в постановке Национальной оперы «Эстония».]

«Долгий рождественский ужин» или «Долгий рождественский обед» (нем. Das lange Weihnachtsmahl, англ. The Long Christmas Dinner) — опера в одном действии немецкого композитора Пауля Хиндемита по либретто американского писателя Торнтона Уайлдера на основе его пьесы того же названия, сочинена в 1960—1961 годах.

История создания и исполнения оперы

Пьесу в одном акте «Долгий рождественский ужин» опубликовал американский романист и драматург Торнтон Уайлдер в 1931 году в сборнике «The Long Christmas Dinner and Other Plays in One Act». Продолжительность действия пьесы составляет около 35 минут. Она была впервые исполнена 25 ноября 1931 года в театре Йельского университета в Нью-Хейвене, штат Коннектикут. «Долгий рождественский ужин» был широко известен в театральном мире и вдохновил известную сцену в фильме Орсона Уэллса «Гражданин Кейн» 1941 года. Уэллс писал: «Я сделал сцену завтрака, думая, что я её придумал… И когда я почти закончил её, я вдруг понял, что бессознательно украл её у Торнтона. Я позвонил ему и признался».

Инициатором создания оперы на сюжет пьесы выступил Пауль Хиндемит, познакомившийся с пьесой в 50-е годы. Он предложил драматургу принять участие в создании либретто. Уайлдер активно сотрудничал с композитором в работе над оперой, изменил по требованию композитора некоторые эпизоды. Сам Хиндемит перевёл с английского уже готовое либретто на немецкий язык. Опера написана для камерного оркестра и клавесина. Продолжительность оперы составила около одного часа.

Опера Пауля Хиндемита впервые был исполнена в Национальном театре в Мангейме, ФРГ, 17 декабря 1961 года. Дирижировал автор, а режиссёром выступил Hans Schüler. В США опера была впервые исполнена спустя полтора года 13 марта 1963 года в Джульярдской школе в Нью-Йорке под руководством композитора. 12 апреля 2014 года опера была впервые представлена в Национальной опере «Эстония» (Таллинн). Режиссёром-постановщиком стал Арне Микк. В России (в Санкт-Петербурге) опера впервые прозвучала в этой постановке в рамках I Международного фестиваля камерной оперы 3 мая 2016 года.

Опера редко исполняется, встречается даже утверждение, что первая запись оперы была сделана только в 2014 году, а диск с ней вышел в 2015 году. На самом же деле первая запись была сделана ещё в 2006 году Rundfunk-Sinfonieorchester Berlin.

Содержание оперы

Опера «Долгий рождественский ужин» рассказывает историю богатой провинциальной американской семьи Байярдов на протяжении девяноста лет. За рождественским столом на протяжении всей оперы находятся представители сменяющих друг друга поколений семьи. Они обсуждают свои проблемы: рождение детей, смерть близких родственников, оформление наследства, карьеру, вступление в брак; всё это создаёт картину угасания богатого американского провинциального семейства на фоне реальных событий истории XX века (Вторая мировая и Корейская война…). Местом действия является столовая в доме Баярдов, только построенном в начале пьесы новыми владельцами, к концу пьесы пустеющем. Единственной его обитательницей остаётся дальняя родственница Баярдов — Эрменгарда.

Партии и их исполнители

Роль	Голос	Исполнение 13 марта 1963, дирижёр: Пауль Хиндемит	Постановка Национальной оперы «Эстония» (Таллинн). Дирижёр: Каспар Мянд	Американский симфонический оркестр, дирижёр — Leon Botstein
Лючия	сопрано	Lorna Haywood	Янне Шевченко	Camille Zamora
Лючия II	сопрано	Lorraine Santore	Кати Яанимяэ	Camille Zamora
Леонора	сопрано	Frances Riley	Кристель Пяртна	Kathryn Guthrie
Эма Байярд, мать Родерика	контральто	Marilyn Zschau	Анналийза Пиллак	Sara Murphy
Эрменгарда	контральто	Janet Wagner	?	Sara Murphy
Женевьева	меццо-сопрано	Geraldine McIlroy	Юули Лилл	Catherine Martin
Чарльз	тенор	Robert White	Оливер Куусик	Glenn Seven Allen
Родерик	баритон	John Harris	Рауно Эльп	Jarrett Ott
Родерик II	тенор	Clifton Steere	Март Мадисте	Scott Murphree
Сэм	баритон	Calvin Coots	Андрес Кёстер	Jarrett Ott
Брэндон	бас	Allan Evans	Март Лаур	Josh Quinn
Nursemaid	меццо-сопрано	Veronica Tyler	Кяйа Крейцберг	?

Записи оперы

• The Long Christmas Dinner. Paul Hindemith. Ruth Ziesak — Ursula Hesse von den Steinen — Herman Wallén — Arutjun Kotchinian — Rebecca Martin — Michaela Kaune — Corby Welch — Christian Elsner. Conductor: Marek Janowski. Orchestra/ensemble: Rundfunk-Sinfonieorchester Berlin. ECHO Klassik 2006 within the category «World Premiere Recording of the Year». CD — 84-page booklet. WER 66762.
• Hindemith: The Long Christmas Dinner. American Symphony Orchestra. Conductor: Leon Botstein. Audio CD (August 3, 2015). Bridge Records, Inc. ASIN: B00ZUNDKC2.

Литература

• Skelton, Geoffrey (1992). Long Christmas Dinner, The. In The New Grove Dictionary of Opera. Ed. Stanley Sadie (London). ISBN 0-333-73432-7.

Культура   Опера   Германия   Искусство   Музыка

Отрывок, характеризующий Долгий рождественский ужин

– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.