Дый

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Дый, Дий — Зевс в древнерусской литературе. Русский вариант имени «Зевс», по одной из гипотез, образованный от его основы Diw-[1].

На Руси сведения о греческой мифологии черпались из сочинений следующих авторов:

  1. Иоанн Малала из сирийской Антиохии (VII в.), автор всемирной хроники (Хронографа) в 18 книгах, содержащей обзор событий от «сотворения мира» до 565 г.; славянский перевод был выполнен по заказу болгарского царя Симеона не позднее 927 г.
  2. Константинопольский патриарх Никифор (начало IX в.). Составленная им краткая хроника от «сотворения мира» до 829 г. содержала перечни древних иудейских и персидских царей, египетских Птолемеев и римских императоров;
  3. Георгий Амартол (IX в.), автор краткой хроники в 4-х книгах, также от «сотворения мира» и до 867 г.; перевод, вероятно, был сделан в конце первой половины XI века на Руси, в Киеве и составителю ПВЛ это сочинение было уже знакомо;
  4. Иоанн Зонара (конец XI — 1-я половина XII в.), его хроника была основана на трудах Геродота, Ксенофонта, Иосифа Флавия, Плутарха и содержала обзор всемирной истории от «сотворения мира» до 1118 г. Она была переведена на сербский язык в 1344 г.;
  5. Константин Манасс или Манассия (1-я половина XII века); его стихотворная хроника от «сотворения мира» до 1081 г. была переведена для болгарского царя Иоанна Александра в 1-й половине XIV в.,

а затем и из отечественного Хронографа, известного как «Еллинский и Римский летописец» и существующего в двух редакциях XIII и XV веков соответственно. В основу этого хронографа легли хроники Иоанна Малалы и Георгия Амартола. Изложение ведется от «сотворения мира», причем в начале много места отводится библейским сказаниям, куда однако вклиниваются и греческие мифы: «О Кроне», «О Пике дыи, како отца своего Крона в тимении утопив, сам црствова», «О Пресе и о главе Горгоне», заимствованные из Малалы.

Сведения, сообщаемые в этих источниках, весьма специфичны. Например, у Амартола рассказывается, что Серух первый ввёл эллинское учение в Вавилонской земле и стал почитать подвиги и деяния древних ратников или князей; впоследствии же несведущие люди стали почитать знаменитых предков за богов: «яко богы небесныи почитаахоу, и жрехоу им, а не яко человекомь мрьтвьном бывшем». Таким образом, люди стали обоготворять людей же, сделавших какое-нибудь открытие или изобретение, — таковы, например, Посидон, изобретший кораблестроение, Гефест, ковач меди. Но эти обоготворённые герои были простыми людьми. «И древле оубо иже от творць глаголемых богов, диа и крона и аполонаа, и ироя, мнеще, человеци богы быти, прельщаахоусе чтоуще». Потом под этими именами стали обоготворяться стихии. «Диа дьжда реше быти», то есть Дий — это дождь[2].

По одной из гипотез, указанное выше образование русского Дий от основы Diw- «Зевс» (микен. di-we) указывает, что греческий Зевс был ипостасью общеиндоевропейского бога неба; отмечают, что основа Diw- присутствует и в славянском «день»[1].



См. также

Напишите отзыв о статье "Дый"

Примечания

  1. 1 2 [ancientrome.ru/antlitr/diodoros/diod04-p.htm Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Книга IV. Примечания]
  2. Гальковский Н. М. § 4. Дий и Троян

Литература

Отрывок, характеризующий Дый

Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.