Егоров, Юрий Александрович

Юрий Егоров
Основная информация
Дата рождения	28 мая 1954(1954-05-28)
Место рождения	Казань
Дата смерти	16 апреля 1988(1988-04-16) (33 года)
Место смерти	Амстердам
Страна	СССР, Нидерланды
Профессии	пианист
Инструменты	фортепиано
[www.youri-egorov.com ri-egorov.com]

Ю́рий Алекса́ндрович Его́ров (28 мая 1954, Казань — 16 апреля 1988, Амстердам) — советско-нидерландский пианист.

Биография

Учился в средней специальной музыкальной школе при Казанской консерватории у Ирины Дубининой, затем окончил Московскую консерваторию у Якова Зака. Обладатель третьих премий трёх наиболее важных международных пианистических конкурсов: Международного конкурса имени Маргерит Лонг (1971), Международного конкурса имени Чайковского (1974) и Международного конкурса имени королевы Елизаветы (1975).

В 1976 г. во время гастрольной поездки по Италии обратился с просьбой о предоставлении политического убежища. Обосновался в Нидерландах — возможно, в связи с тем, что в этой стране было наиболее свободное отношение к гомосексуальности: по словам Егорова в одном из интервью,

В России невозможно жить. Это же смешно, что некоторые книги нельзя читать или просто нельзя играть какую-то музыку — Шёнберга и Штокхаузена, например, как декадентское капиталистическое искусство. Кроме того, я гей. В России рассматривают гомосексуальность как форму сумасшествия. Я жил с комплексом, что я психически болен. А если ваша гомосексуальность обнаружится, вам полагается от пяти до семи лет лишения свободы. Я должен был скрываться, а я это ненавижу.

Гастролировал по Европе и США, принял участие в Конкурсе пианистов имени Вана Клиберна, где не вышел в финал, однако восхищённая манерой Егорова публика собрала для него сумму в 10 000 долларов, эквивалентную материальному наполнению первой премии. 16 декабря 1978 г. дебютировал в Карнеги-холле. Записал для лейбла EMI несколько альбомов фортепианной музыки Франца Шуберта, Роберта Шумана, Фредерика Шопена и Клода Дебюсси, на других студиях вышли, в частности, два фортепианных концерта Моцарта (с оркестром «Филармония» под управлением Вольфганга Заваллиша), сонаты для скрипки и фортепиано Шуберта, Брамса и Бартока (с Эмми Верхей) и др. Егорова называли то новым Горовицем, то новым Липатти.

Умер от заболеваний, связанных со СПИДом.

Ссылки

• [www.youri-egorov.com/ Мемориальный сайт]  (нид.) (англ.)
• [www.youri-egorov.info/ The Complete Discographyy: www.youri-egorov.info]

Отрывок, характеризующий Егоров, Юрий Александрович

– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.