Е Тин

Е Тин
叶挺
Дата рождения	10 сентября 1896(1896-09-10)
Место рождения	пров. Гуандун, Китай
Дата смерти	8 апреля 1946(1946-04-08) (49 лет)
Место смерти	пров. Шэньси , Китай
Принадлежность	НРА КПК
Род войск	сухопутные войска
Звание	генерал
Командовал	Отдельный «железный» полк 4-го корпуса НРА, 24-я Отдельная дивизия, Новая 4-я армия
Сражения/войны	Северный поход, Вторая японо-китайская война

Е Тин (кит. трад. 葉挺, упр. 叶挺, пиньинь: Yè Tǐng, 10 сентября 1896 — 8 апреля 1946) — китайский военный деятель.

Биография

Родился в провинции Гуандун в крестьянской семье. Окончил военную школу в г. Баодин. В 1919 вступил в Гоминьдан, в 1921 стал командиром батальона Национально-революционной армии. В 1922 служил офицером в полку личной охраны Сунь Ятсена. В 1924 был назначен командиром роты к Ли Цзишеню. В 1924-25 учился в Москве и тогда же вступил в компартию Китая. Своим военным талантом быстро обратил на себя внимание, и в декабре 1925 он уже стал командиром 32-го полка.

Был активным участником Северного похода Национально-революционной армии в 1926—1927 годах, во время которого он командовал сначала Отдельным полком 4-го корпуса Национально-революционной армии. «Железный полк» Е Тина выступил в Северном походе в авангарде основных сил НРА и сыграл решающую роль во многих решающих сражениях похода. После занятия революционными войсками Уханя полк был развёрнут в 24-ю Отдельную дивизию. В его частях, одних из самых боеспособных подразделений Национально-революционной армии, была сильна коммунистическая прослойка. Полк, а позднее — дивизия Е Тина стали первыми вооруженными силами Компартии Китая и составили основу Красной Армии Китая.

В августе 1927 после контрреволюционного переворота, совершённого Чан Кайши, вместе с Чжоу Эньлаем, Чжу Дэ и Хэ Луном руководил Наньчанским восстанием. Во время Гуанчжоуского восстания 1927 года — главнокомандующий вооружёнными силами народного правительства. После поражения восстания уехал за границу. После начала антияпонской войны в Китае была объявлена амнистия политическим эмигрантам, и Е Тин получил возможность вернуться на родину и включиться в борьбу с агрессором. В период антияпонской войны с 1937 командовал Новой 4-й армией, действовавшей к северо-западу и западу от озера Тайху. Формирование своей армии Е Тин закончил в мае 1938, а в июне её первые отряды появились в районе к югу от Нанкина. Новая 4-я армия создала в тылу у японцев в Центральном Китае ряд освобождённых районов.

В январе 1941 при передислокации в тыл японской армии, после внезапного нападения войск Гоминьдана под руководством командующего 3-м районом генерала Гу Чжутуна на штабную колонну Новой 4-й армии, раненый в бою Е Тин и многие высшие её командиры были взяты в плен. Е Тин по приказу Чан Кайши был заключён в тюрьму, где находился до 4 марта 1946, когда был освобождён по требованию компартии. Погиб в авиационной катастрофе 8 апреля 1946 вместе с бывшим генеральным секретарём КПК Бо Гу и руководителем Центральной партийной школы в Яньани Дэн Фа.

У Е Тина было 9 детей. Одна из его внучек Е Сяоянь (叶小燕), дочь от второй жены Е Чжэнминь (叶正明), была замужем за Ли Сяоюном (李小勇), сыном премьер-министра КНР Ли Пэна.

В одном из своих стихотворений Е Тин писал:

Я с нетерпеньем ожидаю день,
когда подземное прорвётся пламя,
взметнётся праха моего живая тень,
и гордо заалеет знамя.
Жизнь новая забьёт струёй могучей,
о нас история расскажет молодым,
и в пламени огня, в людской крови кипучей
останусь вечно я живым!

Литература

• Большая Советская энциклопедия/Е Тин
• [militera.lib.ru/memo/russian/chuykov_vi_1/index.html Чуйков В. И. Миссия в Китае. — М.: Воениздат, 1983.]
• [news.xinhuanet.com/politics/2008-09/01/content_9749711.htm Подборка фотографий Е Тина в разные годы]  (кит.)

Отрывок, характеризующий Е Тин

Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.