Жерар, Франсуа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жерар, Франсуа Паскаль Симон

Портрет кисти А. Ж. Гро
Дата рождения:

4 мая 1770(1770-05-04)

Место рождения:

Рим, Италия

Дата смерти:

11 января 1837(1837-01-11) (66 лет)

Место смерти:

Париж, Франция

Гражданство:

Франция Франция

Работы на Викискладе

Барон Франсуа Паскаль Симон Жерар (фр. François Pascal Simon, Baron Gérard; 4 мая 177011 января 1837) — французский художник эпохи ампира, ведущий портретист наполеоновского двора, держатель модного салона.



Биография

Изучал скульптуру под руководством Пажу, но показав способность не столько к этому искусству, сколько к живописи, перешел в помощники к Ж. Л. Давиду. В 1793 году по рекомендации Давида назначен членом революционного трибунала. Впоследствии с лёгкостью менял политических покровителей, которые были в восторге от его общительности и обходительности.

Первыми картинами Жерара, обратившими на него внимание ценителей классицизма, были портрет миниатюриста Ж. Б. Изабе (1795), «Велизарий» того же года и «Первый поцелуй Амура и Психеи» (1798). Во времена Первой империи Жерар получил титул барона и блестящую репутацию, которая, однако, значительно померкла ещё при его жизни. Начиная с луврского портрета Жозефины Богарне (1799) он создал обширную галерею деятелей Первой империи и Реставрации. Также прославлял военные подвиги Наполеона, писал масштабные полотна в батальном жанре. В правление Карла X украсил вычурными академическими композициями плафон Пантеона.

Как мастер холодного, просчитанного классицизма Жерар следовал по стопам своего наставника Давида. Текстуры на его полотнах всегда тщательно проработаны, формы моделированы с точностью скульптора, эмоции сведены к минимуму. Его портреты элегантнее портретов Давида, многие представляют собой идеал салонной грации начала XIX века.

Напишите отзыв о статье "Жерар, Франсуа"

Литература

Отрывок, характеризующий Жерар, Франсуа

«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.