Заломон, Эрнст фон

Эрнст фон Заломон
Ernst Friedrich Karl von Salomon
Место рождения:	Киль
Дата смерти:	9 августа 1972(1972-08-09)
Место смерти:	Винзен, близ Гамбурга
Род деятельности:	прозаик, сценарист
Дебют:	«Вне закона» (1930)

Эрнст Фридрих Карл фон Заломон (нем. Ernst Friedrich Karl von Salomon; 25 сентября 1902, Киль — 9 августа 1972, Штокте, Винзен) — немецкий писатель и сценарист.

Биография

Происходил из старинной дворянской семьи, возводившей своё родословие к одной из знатных фамилий Венеции. Его отец был армейским офицером, затем офицером полиции.

В 1913—1917 обучался в кадетском училище в Карлсруэ, в августе 1918 поступил в Прусское высшее кадетское училище в Берлине. После Ноябрьской революции присоединился к ландъегерскому ополчению «Меркер», участвовал в уличных боях со спартаковцами и охране Учредительного собрания Веймарской республики. В апреле 1919 в составе фрайкора «фон Либерманн» отправился в Прибалтику, где сражался в гражданской войне против большевиков. Вместе с Железной дивизией, Балтийским ландесвером и другими формированиями его отряд участвовал в майских боях за освобождение Риги. В октябре — ноябре 1919 в составе русской Западной добровольческой армии участвовал в неудачном наступлении Бермондт-Авалова и фон дер Гольца на Ригу.

После возвращения в Германию принял участие в Капповском путче в составе отряда Рудольфа Бертольда. По пути в Берлин отряд был блокирован в Харбурге (один из районов Гамбурга) вооруженными рабочими и солдатами рейхсвера, и после ожесточенного боя 15 марта 1920, известного как «Харбургское кровавое воскресенье», сдался и был разоружен. Зверское убийство Бертольда рабочими фон Заломон впоследствии описал в своем первом романе. После формального роспуска фрайкоров боролся против Рурской красной армии, в мае — июле 1921 в составе «Компании самообороны Вервольф» действовал против поляков в Верхней Силезии. Затем присоединился к ультраправой террористической группе «Консул». В октябре 1922 был приговорен к пяти годам тюрьмы за соучастие в убийстве министра иностранных дел Вальтера Ратенау (фон Заломон предоставил террористам машину, на которой они скрылись с места преступления). Выйдя на свободу, сотрудничал в национально-революционных изданиях, близко сойдясь с Эрнстом Юнгером, Эрнстом Никишем и другими идеологами консервативной революции.

В начале 1930-х опубликовал несколько автобиографических романов («Вне закона» (1930), «Город» (1932) и «Кадеты» (1933), получивших общеевропейскую известность. Симпатизировал идеям Эрнста Рема, но скоро разочаровался в нацизме. Уже во время первой волны нацистского террора, весной 1933, был арестован вместе с Гансом Фалладой, но вскоре отпущен. Отказался подписать «Обет поддержки и верности» (Gelöbnis treuester Gefolgschaft) немецких писателей Адольфу Гитлеру. После ночи длинных ножей окончательно отошел от политической деятельности. С 1936 сосредоточился на написании сценариев для киностудии UFA и книг по истории фрайкоров. Один из фильмов, снятых по его сценариям, «Карл Петерс» (1941), посвященный германскому колониальному деятелю, был впоследствии запрещен оккупационными властями из-за своего антианглийского характера.

Поддерживал контакты с членами антифашистского сопротивления — Арвидом Харнаком и Харро Шульце-Бойзеном. Чтобы обеспечить безопасность своей старой возлюбленной Илле Готтельфт, которая, согласно Нюрнбергским расовым законам 1935 считалась «полной еврейкой» (Volljüdin), вступил с ней в брак, защитив таким образом от преследований.

В ноябре 1938 вступил в НСДАП, впоследствии пытался сохранить этот постыдный факт в секрете. В конце Второй мировой войны проживал в деревне в Верхней Баварии, в 1945 вместе с женой был арестован американскими оккупационными властями, принявшими его за высокопоставленного нациста. Илле была выпущена из лагеря в апреле 1946, фон Заломона освободили в сентябре, признав арестованным ошибочно.

В 1951 выпустил автобиографический роман «Анкета», в котором описал унижения, которым его подвергали в американском лагере для интернированных, и дал иронические ответы на 131 вопрос из оккупационной анкеты по денацификации. Эта книга стала первым бестселлером в послевоенной Германии, разойдясь тиражом в 250 тыс. экземпляров. Из-за своей антиамериканской направленности «Анкета» вызвала интерес и в других европейских странах, особенно во Франции и ГДР. В 1985 её экранизировал Рольф Буш; фон Заломона сыграл Хайнц Хёниг.

После войны продолжал работать сценаристом, а также включился в борьбу за мир. В 1961 принял участие в работе Всемирной конференции против ядерного оружия в Токио; был награждён японской премией мира — «Цепью тысячи журавлей». Состоял членом немецких пацифистских организаций — Демократического культурного альянса Германии и Немецкого союза мира.

Произведения

• Die Geächteten (Вне закона) 1930
• Die Stadt (Город) 1932
• Die Kadetten (Кадеты) 1933
• Nahe Geschichte (Недавняя история) 1936
• Das Buch vom deutschen Freikorpskämpfer (Книга о немецких фрайкорах) 1938
• Boche in Frankreich (Бош во Франции) 1950
• Der Fragebogen (Анкета) 1951
• Das Schicksal des A.D. (Судьба А. Д.) 1960
• Die schöne Wilhelmine (Прекрасная Вильгельмина) 1965
• Glück in Frankreich (Счастье во Франции) 1966
• Die Kette der tausend Kraniche (Цепь тысячи журавлей) 1972

Сценарии

• Kautschuk/Die Grüne Hölle (1938)
• Sensationsprozess Casilla (1939)
• Kongo-Express (1939)
• Karl Peters (1941)
• Der dunkle Tag (1943)
• Der unendliche Weg (1943)
• Die Unheimliche Wandlung des Axel Roscher (1943)
• Frech und verliebt (1948)
• Münchnerinnen (1949)
• Das Gesetz der Liebe (1949)
• 08/15 (1954)
• 08/15 — Im Krieg (1955)
• 08/15 — In der Heimat (1955)
• Geliebte Corinna (1956)
• Liane, das Mädchen aus dem Urwald (Liane la sauvageonne, 1956)
• Liane, die weiße Sklavin (1957)
• Soldatensender Calais (1960)

Ссылки

• [www.ernst-von-salomon.de/ Ernst von Salomon]
• [www.polunbi.de/pers/salomon-01.html Salomon, Ernst von]
• [www.deutsche-biographie.de/sfz109847.html Salomon, Ernst Friedrich Karl von]
• [www.imdb.com/name/nm0902917/ Эрнст фон Заломон] в Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Заломон, Эрнст фон

– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]