Защитим Арктику

«Защитим Арктику» (англ. Save the Arctic, также «Спасём Арктику») — кампания «Гринпис», целью которой является создать всемирный заповедник вокруг Северного полюса — с полным запретом нефтедобычи, рыболовства и войн в данном регионе, как это было уже сделано в Антарктиде.

Требования Гринпис о создании всемирного заповедника распространяются не на всю территорию Арктики, а только на область высоких широт вокруг Северного полюса, территорию, на которую, согласно Конвенции ООН по морскому праву 1982 года, не распространяются национальные юрисдикции приарктических государств (см. Правовой режим Арктики).

Формально кампания Save the Arctic стартовала в июне 2012 года (заработал интернет-сайт SaveTheArctic.org). Менее чем за месяц после начала акции было собрано более миллиона подписей; к октябрю 2012 года количество подписей составило 2 млн. За последующий год, к октябрю 2013 года, это количество удвоилось и составило около 4 млн подписей.

В августе 2013 года правительство Финляндии утвердило Арктическую стратегию, в которой поддерживается идея присвоения охраняемого статуса территории вокруг Северного полюса. Таким образом, Финляндия стала первой в мире страной, поддержавшей требование Гринпис о создании заповедника. Гренландия также приостановила выдачу лицензий на добычу нефти на арктическом шельфе. В октябре 2013 года новое правительство Норвегии отказалось от любых планов бурения на своей части Арктического шельфа.

В марте 2014 года стало известно о том, что Европейский парламент призвал создать заповедник на Севером полюсе. Принятая Европарламентом 12 марта резолюция призывает сохранить акваторию вокруг Северного полюса площадью 2.8 миллионов квадратных километров, чтобы защитить её от промышленного рыболовства и разработки минеральных ресурсов. Европарламент также подчеркнул необходимость подписания Арктическим Советом обязывающего соглашения по борьбе с загрязнением вод Арктики.

Предыстория событий

В 2010 году, после катастрофы в Мексиканском заливе, стало ясно, что ликвидировать последствия аналогичной аварии, если она произойдёт в арктических водах, станет практически невозможно. Администрацией Обамы был объявлен 6-месячный мораторий на глубоководное бурение и отозвано разрешение, выданное компании Shell для проведения бурения в Арктике, до 2011 года.

Сотрудники Гринпис США выехали к месту трагедии на платформе Deepwater Horizon в первые же дни и в течение месяца изучали нефтяной разлив, его влияние на окружающую среду и жизнь людей в регионе. Гринпис тогда обратился к администрации президента и к Конгрессу США с требованием немедленно отказаться от планов разработки арктического шельфа и запретить бурение в прибрежной зоне вообще. Гринпис также объявил о том, будет добиваться защиты Арктики от промышленного загрязнения, и требует немедленного моратория на все подобные разработки в уязвимых арктических водах.

В январе 2011 года Всемирный фонд дикой природы (WWF) заявил о том, что BP и Роснефть, которые 14 января договорились о совместной работе по шельфовым проектам, должны отложить освоение углеводородов Арктики. По мнению экологов, освоение Арктики возможно только после принятия всех необходимых мер по сохранению её биологического разнообразия и обеспечению экологической безопасности ведения хозяйственной деятельности. «Катастрофический разлив в Мексиканском заливе показал несостоятельность BP, даже при благоприятных природных условиях и лучшей инфраструктуре в мире, обеспечить экологическую безопасность и ликвидировать аварийную ситуацию», — заявил Алексей Книжников, руководитель программы WWF России по экологической политике нефтегазового сектора. — «Решение BP и Роснефти… идёт вразрез с позицией экологов о недопустимости развития новых шельфовых проектов в этом регионе на современном этапе… В случае новой катастрофы, последствия будут много страшнее разлива в Мексиканском заливе, а для их ликвидации потребуются столетия» — предупреждает Алексей Книжников.

В связи с новыми угрозами для экосистем Арктики, которые несет альянс BP и Роснефть, WWF объявил о том, что планирует начать информационную кампанию, с целью разъяснения масштабов возможных социально-экологических рисков при реализации планов BP и Роснефти.

Первые акции протеста против бурения в Арктике

В мае 2011 года Гринпис протестовал против глубоководного бурения в арктических водах — в 100 милях к западу от Гренландии. Оператор проекта, Cairn Energy, была на тот момент единственной компанией, планирующей бурение в этом районе. Однако другие мировые нефтяные гиганты также наблюдали за её работой с большим интересом: если разведка удастся, и Cairn Energy найдет здесь «черное золото», Арктике грозила бы нефтяная лихорадка — вслед за Cairn Energy в Арктику готовились прийти Exxon, Chevron и другие компании, купившие лицензионные участки на Гренландском шельфе. Работы Cairn Energy были начаты несмотря на то, что Гринпис за несколько недель до этого опубликовал документы Министерства иностранных дел Великобритании, в которых сообщалось что британские власти считают «практически невозможным» эффективные действия по ликвидации разливов в Арктике. Как говорилось в документе, бурение в арктическом регионе «сопряжено со значительными трудностями и рисками» и «возможностью повторения событий, подобных аварии в Мексиканском заливе». Нефтедобыча нанесёт хрупкой арктической экосистеме серьезный ущерб.

29 мая активисты «Гринпис» взобрались на одну из нефтяных платформ компании Cairn и разбили лагерь прямо под гигантским буром. Экологи находились в спасательной капсуле, рассчитанной на суровые погодные условия Арктики, и способной задержать работу платформы как минимум на 10 дней. Бен Айлиф, руководитель нефтяной программы Гринпис Интернэшнл, находившийся на борту судна Гринпис MV Esperanza (курсировавшего рядом с платформой) отметил: «Ликвидировать последствия нефтеразлива в этом регионе практически невозможно из-за тяжелых климатических условий и его удаленности. Операция в Мексиканском заливе, по сравнению с тем, что ожидает нас в Гренландии, покажется пустяковым делом».

В июле 2011 года в Эдинбурге активисты Гринпис Великобритании, переодетые в белых медведей, в очередной раз пришли в представительство компании Cairn Energy. Протесты экологов были вызваны также тем, что компания отказывалась опубликовать свои планы по ликвидации нефтяных разливов в случае аварии.

В феврале 2012 года 7 активистов «Гринпис» залезли на буровую вышку судна Noble Discoverer, принадлежащего компании Shell и находившемуся в тот момент Новой Зеландии. Судно планировало 23 февраля отплыть в Чукотское море для того, чтобы начать поиск нефти у побережья Аляски. За те четыре дня, что активисты провели на борту судна, генеральному директору Shell пришло более 133 000 писем с просьбой остановить нефтегазовое освоение Арктики. Активисты были сняты полицией с 53-метровой высоты и доставлены в полицейский участок, где их обвинили в «краже со взломом». Впоследствии, все семеро активистов были отпущены под залог.

В мае 2012 года 20 активистов Гринпис поднялись на борт финского ледокола MSV Nordica, когда тот готовился к отплытию из порта Хельсинки. Ледокол был зафрахтован компанией Shell для помощи буровым суднам Kulluk и Noble Discoverer, которые планировали летом 2012 года пробурить в Чукотском море и море Бофорта пять разведочных скважин. Продержавшись на борту судна 10 часов, защитники Арктики были сняты финской полицией и доставлены в участок. Вслед за этим ещё 22 активиста подплыли к судну на надувных лодках и каноэ и растянули перед ледоколом баннеры с призывами к Shell отказаться от планов по бурению в Арктике. Спустя два дня шесть активистов Гринпис Скандинавии вновь проникли на борт Nordica. Они оставались на судне 10 часов — до прибытия шведских спецподразделений SWAT. Активистам было предъявлено предварительное обвинение в незаконном проникновении на частную территорию и самоуправных действиях. Менее чем через сутки, после того как шесть защитников Арктики под конвоем полиции покинули ледокол Nordica, на пути судна снова встали активисты Гринпис Скандинавии. Рано утром 4 мая лодки экологов на несколько часов задержали ледокол в Балтийском море. Затем их сменили пловцы: 8 активистов из Германии, Новой Зеландии, Швеции и Дании, включая директора Гринпис Скандинавии Мадса Кристенсена, создали живую «цепь» на пути судна.

Ситуация на Приразломном месторождении

В течение последнего десятилетия Союз охраны птиц России неоднократно обращался к проблеме воздействия добычи нефти на шельфе северных морей на природу Арктики. Первый раз месторождение «Приразломное» в числе других опасных для птиц объектов нефтегазового комплекса было упомянуто ещё в 2004 году. В 2010—2011 гг Союз охраны птиц России несколько раз обращался в дочернее предприятие «Газпрома» — компанию «Газпром нефть шельф» с просьбой предоставить проектную документацию для общественной экологической экспертизы проекта МЛСП «Приразломная», одна компания каждый раз отвечала отказом (каждый раз назывались разные причины).

В августе 2011 года Союз охраны птиц России, Социально-Экологический Союз, WWF России, Гринпис России и Беллона Россия выступили с совместным заявлением, что освоение месторождения «Приразломное» неприемлемо из-за экологических и экономических рисков. Тем не менее, в конце лета 2011 года компания «Газпром нефть шельф» начала транспортировку морской платформы «Приразломная» к месту её установки в Печерском море.

В ноябре 2011 года в «Президент-Отелле» должна была состояться встреча представителей компании «Газпром нефть шельф», финской компании Lamor, чьи технологии для ликвидации нефтяных разливов планировалось использовать на платформе «Приразломная», и общественных экологических организаций России. Прибывшие на встречу представители Союза охраны птиц России, WWF России, Гринпис России и других общественных объединений с удивлением узнали, что компания «Газпром нефть шельф» в последний момент отказалась от запланированного совещания. Отсутствовали и представители других заявленных компаний, так что обсуждать готовность (с точки зрения экологических организаций — неготовность) компаний к ликвидации аварийных разливов нефти в условиях Арктики оказалось не с кем.

В августе 2012 года был опубликован отчёт, проведённый специалистами центра «Информатика риска» по заказу Гринпис России и WWF России, который содержал наиболее вероятные сценарии распространения нефти в случае возможного разлива на платформе «Приразломная». Для расчета траектории и характера движения нефтяного пятна ученые использовали специальную программу, которая учитывает совокупность множества параметров: объём разлившейся нефти, гидрометеорологические условия во время аварии (силу и направление ветра, высоту волн, ледовые условия), а также действия компании по уборке разлива. Эксперты рассмотрели десятки тысяч возможных сценариев и пришли к выводу, что в зоне возможного загрязнения окажется акватория площадью свыше 140 000 квадратных километров (это четыре Байкала), а также береговая линия протяженностью свыше 3000 километров. В зону риска попадут три особо охраняемые территории, расположенные в 50-60 км от «Приразломной»: заповедник «Ненецкий», а также заказники «Вайгач» и «Ненецкий».

Ранним утром 24 августа 2012 года активисты Гринпис приняли участие в акции против добычи нефти в Арктике, подойдя на моторных лодках к «Приразломной» и закрепившись на швартовых канатах с помощью альпинистского снаряжения. Участники акции, в числе которых был исполнительный директор Гринпис Интернэшнл Куми Найду, развернули палатки прямо на отвесной стене платформы, готовясь провести в них несколько дней. Спустя 15 часов экологи, поливаемые из пожарных брандспойтов работниками «Приразломной», отступили.

Через несколько дней, 27 августа, была предпринята очередная акция протеста. На этот раз целью экологов стало стоящее на якоре вспомогательное судно «Анна Ахматова», обеспечивающее доставку оборудования и людей на платформу. По словам Бориса Лихмана, исполняющего обязанности заместителя генерального директора компании «Арктикморнефтегазразведка», которой принадлежит судно, активисты привязали свою резиновую лодку к якорной цепи судна «Анна Ахматова», не давая поднять якорь.

Сейчас в мире нет ни одной нефтедобывающей компании, которая может эффективно бороться с последствиями аварий на арктических широтах. Последствия разлива нефти на «Приразломной» будут огромны. А самое главное, мы в упор не видим экономической целесообразности использования этой платформы. Затраты на её работу колоссальные, риски тоже, а доля нефти в общем объёме её добычи в России минимальна — 2 %. И вообще, в чём я убежден, выводы носят приглаженный характер. Последствия розливов могут быть хуже. — Роман Долгов, куратор арктического направления Гринпис России.

События июля-сентября 2012 года

В июне 2012 года формально стартовала кампания «Защитим Арктику» (начал работу интернет-сайт SaveTheArctic.org по сбору подписей за создание заповедника в Арктике, аналогичного Антарктическому).

В июле 2012 года в рамках кампании «Защитим Арктику» активисты Гринпис блокировали работу 53 АЗС компании Royal Dutch Shell в Эдинбурге и Лондоне, протестуя против планов компании по бурению нефтяных скважин в Арктике.

В августе 2012 года Гринпис в рамках того же проекта провёл акцию с участием судна Arctic Sunrise, направленную на запрет разработки ресурсов арктического шельфа в районе расположения нефтяной платформы «Приразломная», принадлежащей российской компании Газпром: 24 августа 6 активистов поднялись по канатам на один из бортов платформы и установили там плакаты «Спасите Арктику» и «Свободу Баренцеву морю». 26 августа с борта Arctic Sunrise были спущены надувные лодки которые стали кружить вокруг сейсморазведочного судна «Геолог Дмитрий Наливкин» с лозунгами «Спасите Арктику», создавая угрозу безопасности мореплавания. В ответ на эти действия на борт судна были высажены сотрудники пограничной службы РФ. После осмотра судно было отпущено.

В сентябре 2012 года Royal Dutch Shell, а затем и «Газпром» сообщили о приостановке планов по добыче нефти в Арктике на один год (ранее о том же заявили компания BP по поводу добычи в море Баффина и Cairn Energy по поводу добычи у берегов Гренландии). Тем не менее, речь шла только о временной приостановке бурения, и через несколько месяцев работы были продолжены.

Дело Arctic Sunrise

18 сентября 2013 года активистами «Гринпис» была предпринята новая попытка проникновения на платформу «Приразломная». Перед этим «Арктик Санрайз» вышел на связь с платформой и береговой охраной и предупредил о мирном характере акции, заявив, что альпинисты не причинят вреда ни платформе, ни персоналу. После этого шесть человек оставили судно и на надувных лодках подошли к платформе. Все активисты были одеты в костюмы с логотипом организации, на бортах лодок имелась крупная надпись «Гринпис».

Два человека — гражданин Швейцарии Марко Вебер и гражданка Финляндии Сини Саарела, имевшие при себе только альпинистское снаряжение, попытались закрепиться на борту буровой платформы, после чего были задержаны сотрудниками подразделения специального назначения Пограничного управления ФСБ России по Мурманской области и доставлены на борт сторожевого корабля «Ладога». В ходе операции производилась предупредительная стрельба из автоматов АК74 и артиллерийской установки пограничного корабля.

19 сентября судно было принудительно остановлено пограничной службой России. В 18:24 по местному времени на борт с вертолёта Ми-8 была высажена осмотровая группа ФСБ России, в составе группы захвата было 15 бойцов погранслужбы. В связи с отказом капитана Уиллкокса управлять судном, российский сторожевой корабль «Ладога» взял его на буксир и отконвоировал в Мурманск — 24 сентября оно было доставлено в порт.

26 сентября весь экипаж судна (30 человек) предстал перед судом Ленинского района города Мурманск. 27 сентября Ленинский районный суд Мурманска принял решение об избрании 22 задержанным активистам меры пресечения в виде содержания под стражей, ещё для восьми человек человек на 72 часа продлили срок задержания. Среди арестованных иностранные члены экипажа «Arctic Sunrise».

2—3 октября всем арестованным были предъявлены официальные обвинения в пиратстве.

8 октября Мурманский областной суд отклонил апелляции всех российских участников акции.

21 октября власти Нидерландов обратились в Международный трибунал ООН по морскому праву по делу о задержании в РФ судна Arctic Sunrise и в связи с арестом активистов Гринпис. 23 октября МИД РФ распространил заявление, что не примет процедуру арбитража по делу судна Arctic Sunrise, а также отказывается от участия в разбирательстве по этому делу в Международном трибунале по морскому праву в Гамбурге. В качестве причины было указано то, что когда Россия ратифицировала Конвенцию ООН по Морскому праву в 1997 году, она воспользовалась своей возможностью исключить для себя использование международной судебной процедуры по спорам об осуществлении суверенных прав и юрисдикции. При этом МИД РФ отметил, что «Россия остается открытой для урегулирования возникшей ситуации.»

В ответе, последовавшем со стороны юристов Гринпис Интернешнл, было отмечено, что те исключения, которые были оговорены Россией при подписании конвенции, к данному случаю не применимы. Статья 297, параграфы 2 и 3, предоставляют возможность не рассматривать споры о действиях правоохранительных органов только в отношении рыболовства и морских научных исследований, к которым данный спор не относится.

В тот же день, 23 октября, стало известно, что СК России переквалифицировал действия активистов Гринпис с «пиратства» на «хулиганство».

Слушания в Международном трибунале ООН по морскому праву состоялись 6 ноября. 22 ноября трибунал огласил решение: Россия должна освободить всех 30 активистов и судно Arctic Sunrise, и предоставить им возможность покинуть территорию страны. В ответ официальные представители РФ заявили, что Россия намерена «никак не реагировать» на решение Международного трибунала.

Тем не менее, 12 ноября все обвиняемые были переведены из следственных изоляторов городов Мурманск и Апатиты в Санкт-Петербургские СИЗО. Как говорится в заявлении, распространённом УФСИН России по городу Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Жалоб и заявлений от указанных граждан не поступало.»

15 ноября ввиду приближения окончания срока содержания под стражей Следственный комитет РФ выступил с требованием продлить на три месяца сроки задержания членов экипажа.

18 ноября активистов начали выпускать под залог, и к 28 ноября под залог вышли все арестованные.

В декабре 2013 года, после подписания закона об амнистии к 20-летию Конституции РФ все члены команды судна «Арктик Санрайз» получили от СКР постановления о прекращении уголовного дела по амнистии. К 29 декабря 2013 года все иностранные члены экипажа «Арктик Санрайз» покинули Россию.

В январе 2014 г. Россия начала возвращать «Гринпис» залоговые суммы, внесённые за активистов, хотя ледокол «Арктик Санрайз» оставался в порту Мурманска ещё полгода. В июне 2014 г. Следственный комитет России сообщил, что снимает арест с судна, и экипаж «Гринпис» был допущен на корабль. Отмечается, что значительная часть электронного оборудования, изъятого с корабля, владельцам не была возвращена. 9 августа ледокол вернулся в Амстердам.

В октябре 2014 года Следственный комитет прекратил дело в связи с амнистией.

Дальнейшие события

В декабре 2013 года крупнейшая в мире частная нефтяная компания ExxonMobil отказалась от освоения арктического шельфа в Гренландии из-за слишком высоких расходов. Компания не стала подавать заявку на ключевой в отрасли конкурс — на участки шельфа Гренландии площадью 50 тысяч квадратных километров, которые могут скрывать до 31 миллиона баррелей нефтяного эквивалента. Exxon-Mobil также возвращает два ранее приобретенных участка государству, поскольку считает развитие данного направления бесперспективным.

Тем не менее, компания по-прежнему называет своим приоритетом освоение Арктики в России, в партнерстве с госкорпорацией «Роснефть», так как в России якобы можно сэкономить на безопасности и охране природы. Отмечается, что в Гренландии, в отличие от России, бурение обойдется значительно дороже из-за высоких и строгих требований к безопасности.

Exxon-Mobil получил участки на российских охраняемых природных территориях в партнерстве с «Роснефтью». Такие участки как «Северо-Карский», «Северо-Врангелевский-1» и «Восточно-Приновоземельский-1» захватывают почти полмиллиона гектар трех заповедных территорий: заповедника «Большой Арктический», заповедника «Остров Врангеля» и национального парка «Русская Арктика».

2014

В марте 2014 года Гринпис провёл акцию против бурения американской ExxonMobil в российской Арктике. 24 марта активисты заблокировали платформу West Alpha, зафрахтованную компанией ExxonMobil, которая готовится к отправке из Норвегии в Карское море для бурения на российском арктическом шельфе. Они развернули баннер: «No Exxon Valdez in Russian Arctic» («Не допустим Exxon Valdez в российской Арктике»). Акция была приурочена к 25-летию крушения танкера Exxon Valdez у берегов Аляски — одной из самых разрушительных аварий на море, последствия которой не устранены до сих пор.

В январе 2014 года стало известно, что нефтяной гигант Shell был вынужден в очередной раз отказаться от запуска бурения на шельфе Аляски после того, как суд пришел к выводу, что воздействие проекта на окружающую среду было недооценено. 22 января Апелляционный суд США постановил, что в 2008 году лицензии на бурение на шельфе Аляски были выданы Shell незаконно, и при оценке воздействия бурения на окружающую среду негативный эффект от нефтяных разработок был сознательно приуменьшен.

Исполнительный директор Shell Бен ван Бёрден сообщил, что компания не будет пытаться начать бурение на арктическом шельфе в текущем году. Между тем, Shell (также как и Exxon Mobil) продолжает сотрудничество с Газпромом по освоению российской Арктики. «Shell не может начать осваивать Арктику в США из-за строгого государственного регулирования и протеста общественных организаций. Именно поэтому компания идет в Россию: в нашей стране экологическое законодательство в нефтяной отрасли настолько слабо и неэффективно, что каждый год происходят более 20 тысяч разливов нефти, виновники которых обычно отделываются мизерными штрафами. Это политика двойных стандартов», — заявил руководитель энергетического отдела Гринпис России Владимир Чупров.

В апреле 2014 г. национальный научно-исследовательский совет США опубликовал доклад «Реагирование на нефтяные разливы в морской арктической среде США». Ученые оценили риски нефтедобычи в американской части Арктики и пришли к выводу, что США не обладают достаточной информацией, инфраструктурой, подготовкой и ресурсами для реагирования на разлив нефти в Арктике. Согласно последнему отчёту Службы береговой охраны США, нефтяные компании постоянно нарушают законы, чтобы проникнуть к глубоководной нефти.

Учёные однозначно заявляют в этом докладе, что «риск разлива нефти в Арктике представляет угрозу для народов Арктики и их соседей» и что эффективного способа ликвидации нефтяного разлива не существует. Проведение масштабного (200-страниц) исследования было спонсировано Американским институтом нефти, Арктической исследовательской комиссией, Бюро по управлению энергией океана, Бюро по вопросам безопасности и экологического контроля, Советом по морским млекопитающим, Национальным управлением океанических и атмосферных исследований, Институтом ликвидации разливов нефти и Службой береговой охраны США.

28 апреля 2014 года стало также известно, что первую партию арктической нефти, добытой на платформе «Приразломная», купила у «Газпрома» французская компания Total, и начата перевозка арктической нефти на танкере «Михаил Ульянов» в Европу. В то же время, в сентябре 2012 года глава Total Кристоф де Маржери заявлял в интервью «Файненшл таймс», что он отказался от бурения в Арктике из-за угрозы нефтяных разливов. "Решение Total купить нефть с «Приразломной» — настоящее лицемерие. Глава компании заявил об отказе от бурения в покрытых льдом северных морях, но спокойно покупает эту нефть, если риски берет на себя «Газпром», — говорит эксперт Гринпис Интернешнл по нефтедобыче Бен Эйлифф.

Через 3 дня, 1 мая 2014 г. в порту Роттердама группа из 80 активистов Гринпис Германии и Гринпис Нидерландов попытались помешать танкеру «Михаил Ульянов» пришвартоваться и отгрузить нефть. При поддержке флагмана Гринпис Rainbow Warrior («Воин Радуги») была предпринята попытка остановить танкер «Михаил Ульянов», перевозивший первую партию арктической нефти с «Приразломной». В новой акции, в частности, приняли участие и некоторые из активистов, ранее участвовавших в акции на «Приразломной», например Файза Аулахсен из Нидерландов и капитан Питер Уилкокс.

В тот же день корабль Гринпис «Воин радуги», участвовавший а акции, был задержан в порту Роттердама. На борт судна Гринпис, которым управлял капитан Питер Уилкокс, поднялся голландский спецназ: была взломана радиорубка, и корабль отбуксировали к берегу. В акции в Роттердаме приняли участие всего 80 активистов, 44 из них, включая весь экипаж судна «Воин радуги», были задержаны полицией Нидерландов. Через несколько часов все задержанные активисты были выпущены на свободу, в полицейском участке остался только капитан Питер Уилкокс.

Во время новой акции Гринпис в очередной раз напомнил о том, что призывает к запрету добычи нефти на арктическом шельфе не только в России, но и везде в мире. Организация резко критикует международные компании, такие, как Shell, BP, Exxon Mobil, Statoil, за их арктические проекты и за создание совместных предприятий с российскими энергетическими компаниями.

«Становится всё более ясным, что наша опора на нефть и газ стала серьезной угрозой не только для окружающей среды, но и для глобальной безопасности, — говорит исполнительный директор Гринпис Интернешнл Куми Найду. — Арктическая нефть представляет собой новую опасную форму зависимости от государственных энергетических гигантов, которая возникает именно в тот момент, когда мы пытаемся освободиться от их влияния. Мы не можем надеяться на сколько-нибудь этичную внешнюю политику, пока наши правительства остаются безнадежно зависимыми от таких компаний, как BP, Shell и Газпром».

26 мая 2014 г. агентство окружающей среды Норвегии приостановило программу Statoil по бурению самой северной в мире скважины на время рассмотрения поступившей от Гринпис жалобы. В своей жалобе Гринпис указывает на то, что Statoil нарушает принятый в стране запрет на бурение в ледовых условиях и вблизи от границы льдов. Платформа «Трансоушен Шпицберген» находится в Баренцевом море, в 175 километрах от природного заказника остров Медвежий, для которого добыча нефти в данном регионе создаёт угрозу.

В тот же день корабль Гринпис Ezperanza прибыл на место бурения, чтобы не позволить компании начать работы вопреки требованию ведомства. На следующий день, 27 мая, активисты Гринпис Интернешнл из восьми разных стран поднялись на платформу «Трансоушен Шпицберген», зафрахтованную норвежской компанией Statoil, чтобы выразить свой протест против планов копании добывать нефть на самом северном месторождении в норвежской Арктике, недалеко от заповедника на острове Медвежий.

В тот же день, 27 мая 2014 г. активисты Гринпис заблокировали зафрахтованную «Газпром нефтью» буровую платформу Saturn в голландском порту Эймёйден, препятствуя её отправлению для бурения на шельфе Арктики. Водолазы сковали цепью опоры платформы, лишив её возможности передвигаться. Другие активисты вскарабкались на установку и развернули баннер «Спасите Арктику» (Save the Arctic). Всего в акции участвовали 30 активистов из Голландии, Бельгии и Германии.

Платформу Saturn планировалось в тот же день отбуксировать в порт Роттердам, чтобы погрузить её на судно и транспортировать к месту бурения – месторождению Газпрома «Долгинское» в Печорском море. Эксперты отмечают, что возраст платформы Saturn – 26 лет, и она никогда ранее не работала в северных, и, тем более, полярных широтах. По эксплуатационным и штормовым характеристикам установка скорее всего не сможет противостоять высоте волн и скорости морских течений. К тому же, она снабжена устаревшим устройством подъема опор штыре-оконного типа, которое может безопасно функционировать только в относительно спокойном море. В таких условиях инциденты, в том числе разливы нефти, просто неизбежны.

Голландской полиции удалось освободить платформу Saturn от протестующих лишь через пять часов после начала акции. Шестеро альпинистов, взобравшихся на её опоры, были задержаны. Им было предъявлено обвинение в неповиновении полиции, за которое предстоит заплатить небольшой штраф; активистов опустили через несколько часов.

«Мы будем протестовать против опасной и бессмысленной добычи нефти на арктическом шельфе, какие бы компании её не осуществляли – Газпром, Statoil, Shell, ExxonMobil или любые другие», — говорит координатор арктической кампании в Голландии Файза Оулахсен, которая провела два месяца в СИЗО после акции на «Приразломной».

Между тем, 28 мая норвежская полиция прервала 48-часовую акцию Гринпис на платформе Statoil в Баренцевом море, недалеко от заповедника на острове Медвежий. В три часа ночи по местному времени вертолет норвежской полиции приземлился на палубе платформы Transocean Spitsbergen, которую активисты Гринпис задержали в Баренцевом море по пути к точке бурения на участке Apollo. Полицейским понадобилось два часа, чтобы снять закрепившихся на стене активистов. Буровая все же направилась к месту работ на участке Apollo, хоть и с двухдневной задержкой.

Задержание части активистов не остановило акцию Гринпис против самого северного в мире бурения. 29 мая, когда платформа Трансоушен Шпицберген подходила к участку бурения на участке Аполло в Баренцевом море, точка уже была занята судном Esperanza, не позволяя таким образом платформе Statoil приступить к работам. В Гринпис считают, что Statoil имеет право начать подготовку к бурению, но пока не получила разрешение на строительство скважины, поскольку Министерство окружающей среды еще рассматривает жалобу Гринпис. Все семь активистов, снятые норвежской полицией с платформы, в тот же день вышли на свободу и покинули полицейский участок в Тромсе без каких-либо обвинений.

На следующий день, 30 мая, Statoil объявил о создании 500-метровой «временной зоны безопасности» вокруг места бурения в Баренцевом море, расположенного вблизи границы льдов и природного заказника. Гринпис заявил, что создание такой зоны противоречит законодательству. Корабль Гринпис "Эсперанса" получил от Statoil навигационное предупреждение, но отказался покинуть место бурения, препятствуя началу работ на участке Apollo уже четвертые сутки.

«Не существует законодательства, которое требует, чтобы судно, участвующее в мирном протесте против рискованного бурения, уступало дорогу нефтяным корпорациям. Эсперанса пользуется правом свободной навигации в исключительной экономической зоне в соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву», - поясняет юрист Гринпис Интернешнл Дэниел Симонс. Команда Эсперансы ссылается также на нормы международного и норвежского права, которые не предусматривают создания таких зон безопасности, и требуют публичного оповещения о подобных решениях как минимум за 30 дней.

В 11 ночи 30 мая береговая охрана Норвегии высадилась на судно Эсперанса, чтобы прекратить акцию протеста, которая продолжалась 90 часов. За полчаса до этого к Эсперансе подошли два корабля береговой охраны c требованием немедленно освободить участок бурения компании Statoil.

На 31 мая связь с кораблем Гринпис оказалась потеряна. Пограничники отбуксировали судно Гринпис с места бурения, чтобы позволить компании начать работу; через несколько часов судно с активистами было отпущено без всяких обвинений. На 2 июня «Эсперанса» возвращается в Тромсе после 90-часовой акции против нефтяного бурения на самом северном участке. Никто из активистов не задержан, и они намерены продолжить протест.

В декабре 2014 г. американская компания Chevron отказалась от разведки углеводородов в море Бофорта из-за «экономической неопределенности в отрасли», вызванной падением цен на нефть. Цена нефти упала к этому времени (за последние полгода) почти в два раза, вынудив ведущие нефтяные компании стремительно сокращать расходы.

2015

В конце мая 2015 г. сразу три нефтяные компании объявили об отмене своих сейсморазведочных планов в заливе Баффина и проливе Дэйвиса в канадской Арктике, решив дождаться решения суда по иску коренных жителей региона. Несколькими днями ранее компания Shell с её планами добывать нефть в Арктике оказались в центре бурных протестов в США.

В сентябре 2015 г. Shell заявила о прекращении бурения у берегов Аляски в Чукотском море и в обозримом будущем не собирается возвращаться к работам в этом регионе. «Результаты разведки оказались разочаровывающими. Shell не будет вести разведку у берегов Аляски в обозримом будущем», — сообщили представители компании. Таким образом, из «арктической гонки» выбыли почти все ключевые игроки: ExxonMobil, BP, Chevron и Total. По сообщениям «Гринпис», «Приразломная» «Газпрома» уже два года остаётся единственной в мире действующей арктической платформой, причём она добывает гораздо меньше сырья, чем рассчитывала.

2016

По данным Гринпис, на 2015 год уже семь миллионов человек со всех уголков земного шара смогли остановить планы Shell и других нефтяных компаний по добыче нефти в Арктике. В марте 2016 г. на конференции в Бергене Гринпис представил новый доклад, в котором утверждается, что количество рыболовных судов входивших в северную часть Баренцева моря в течение последних трёх лет, растёт слишком быстрыми темпами, причём используются разрушительные для водных экосистем методы рыбной ловли. По данным Гринпис и Норвежского института морских исследований, эта акватория имеет большое значение с точки зрения экологии и требует немедленной охраны.

Ссылки

• [www.savethearctic.org/ ethearctic.org] — официальный сайт Защитим Арктику

Отрывок, характеризующий Защитим Арктику

После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.