Зоргенфрей, Вильгельм Александрович

Вильгельм Зоргенфрей
Имя при рождении:	Вильгельм Александрович Зоргенфрей
Псевдонимы:	Гильом ZZ, ZZ
Дата рождения:	30 августа (11 сентября) 1882(1882-09-11)
Место рождения:	Аккерман, Бессарабия
Дата смерти:	21 сентября 1938(1938-09-21) (56 лет)
Место смерти:	Ленинград
Род деятельности:	поэт, переводчик
Направление:	символизм

Вильге́льм Алекса́ндрович Зоргенфре́й (30 августа (11 сентября) 1882 —21 сентября 1938) — русский поэт Серебряного века, переводчик.

Биография

Родился в Аккермане Бессарабской губернии; отец — военный врач, лифляндский немец по происхождению, мать — армянка. После смерти отца жил у родственников в Пскове. В 1900 году после окончания гимназии поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета, через год перевёлся в Петербургский технологический институт.

После окончания института в 1908—1909 работал учителем математики в Торговой школе. С 1907 по 1917 год служил в Министерстве торговли и промышленности.

Начал печататься с 1904 года (статьи либерального характера на общественно-политические темы), в качестве поэта дебютировал в 1905 году в символистском журнале «Вопросы жизни». Печатался во многих сатирических журналах 1905—1907 годов («Зритель», «Маски» и др.), а также в таких крупных изданиях, как «Золотое руно» и «Русская мысль».

В 1906 году познакомился с А. А. Блоком, оказавшим на Зоргенфрея большое влияние. Знакомство со временем переросло в дружбу. (Блок посвящает Зоргенфрею «Шаги Командора».) Свой единственный стихотворный сборник «Страстная суббота» (СПб.,«Время», 1922) Зоргенфрей впоследствии посвятил «благословенной памяти Александра Александровича Блока», а также написал две мемуарные статьи о поэте.

С 1918 года Зоргенфрей занимался литературными переводами с немецкого. Среди его переводов — произведения С. Цвейга, Т. Манна, Г. Гейне, Г. фон Клейста, поэма «Сид» И. Гердера. Одновременно работал по специальности (инженер-технолог).

В 1938 году был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и расстрелян. Реабилитирован посмертно в 1958 году.

Стихотворение "Над Невой"

Одно из лучших и самых известных стихотворений Зоргенфрея — "Над Невой" (1920). В этом стихотворении дана выразительная картина замерзающего голодного Петрограда эпохи гражданской войны:

      – Я сегодня, гражданин,
      Плохо спал!
      Душу я на керосин
      Обменял.

Одна из последних литературных работ

Перевод стихов для советского издания (1937) труда Исаака Массы о России периода Смутного времени:

• Масса И. [my-shop.ru/_files/product/pdf/112/1117623.pdf Краткое известие о Московии в начале XVII в.] / Исаак Масса; Перевод, примечания и вводная статья А. А. Морозова; перевод стихов В. А. Зоргенфрея. — М.: ОГИЗ - Гос. социально-экономическое изд-во, 1937. — 208, [12] с. — (Иностранные путешественники о России). — 10 000 экз. (в пер.)

Иван Васильевич

Казань и Астрахань и прочих царств немало,
могучий, покорил ты силою меча.
Поистине, тебе не мудрость пособляла —
ты был позорищем господнего бича,
был василиском — так молва тебя прозвала,

затем, что мир не знал такого палача.

Литература

• Милосердная дорога: Стихотворения. — 2-е изд., доп. // Рудня-Смоленск: Мнемозина, 2011. — 196 стр. (Серия «Серебряный пепел»)

Ссылки

• [wikilivres.ca/wiki/index.php/Wilhelm_Sorgenfrei Вильгельм Зоргенфрей на Wikilivres]
• [slova.org.ru/zongenfrey/index/ Произведения Вильгельма Зоргенфрея на slova.org.ru]
• [www.ozon.ru/context/detail/id/287043/ Биография В. Зоргенфрея]

Отрывок, характеризующий Зоргенфрей, Вильгельм Александрович

– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.