Время (кооперативное издательство)

«Издательство Время» — ленинградское кооперативное товарищество, действовавшее в 1922—1934 годах. Размещалось на Литейном проспекте, д. 3а и 7-й Рождественской улице (ныне — 7-й Советская), д. 7.

Официально промыслово-производственное товарищество «Издательство Время» начало свою деятельность 1 марта 1923 года, поскольку устав этой «артели работников науки, литературы, книжной графики и издательского дела» был зарегистрирован в Бюро кустарной и мелкой промышленности СЕПБ (Севзаппромбюро) 30 января 1923 года, однако реально уже в течение 1922 года им был выпущен ряд книг. Одним из основателей и главным редактором издательства был Георгий Петрович Блок, двоюродный брат поэта А. А. Блока. В редакционный коллектив входили С. Ф. Ольденбург, А. Е. Ферсман, А. А. Смирнов, М. Л. Лозинский, А. А. Франковский, Г. А. Дюперрон и др. Председателем Редакционного совета с мая 1932 года был А. В. Луначарский.

Финансовой основой издательства стали средства, выделенные основным пайщиком, Ильёй Владимировичем Вольфсоном (1882—1950), а также, полученные в 1922 году два заказа от Госиздата на выпуск учебника физики К. Д. Краевича и «Краткого учебника географии России» Б. П. Дитмара под редакцией М. С. Боднарского, оба тиражами в 30 000 экземпляров.

В феврале 1922 года появилось первое издание; это были стихотворения В. А. Зоргенфрея «Страстная суббота», открывавшиеся посвящением «благословенной памяти Александра Александровича Блока»; второй книгой, вышедшей в начале августа 1922 года стали — «Морозные узоры. Рассказы в стихах и прозе» Б. А. Садовского. Кроме того издательство напечатало сборники рассказов двух молодых писателей «Шестой стрелковый» (1922) Михаила Слонимского и «Простые рассказы» (1923) Бориса Пильняка. Вышли [imwerden.de/pdf/evreinov_teatralnye_invencii_1922.pdf «Театральные инвенции»] Н. Н. Евреинова. В 1922—1923 годах в издательстве вышли «Письма 1888—1921» В. Г. Короленко под редакцией и с предисловием Б. Л. Модзалевского в серии «Труды Пушкинского Дома при Российской академии наук»; «Воспоминания» Д. Н. Овсянико-Куликовского, а также «Письма» Владимира Соловьева под редакцией Э. Л. Радлова. В 1922—1923 годах в издательстве «Время» вышли два тома альманаха «Возрождение».

В 1922 году вышла одноимённая издательству книга А. Е. Ферсмана «Время». Это была первая книга научно-популярной серии, которую курировал Ферсман и которая была заявлена при регистрации издательства как его основная программа. В 1922—1923 годы были изданы 13 книг виднейших учёных — А. Е. Ферсмана, Л. С. Берга, В. И. Вернадского, В. М. Бехтерева, В. В. Струве и других: Ферсман А. Е. Химия мироздания. Пб: Время 1923; Вернадский В. И. Химический состав живого вещества. Пб.: Время, 1922. К 1925 году все книги этой серии значились как «распроданные» и больше не переиздавались, однако научно-популярная составляющая в издательстве, наряду с изданием художественной литературы, продолжала оставаться основной, уже — в серии «Занимательная наука».

В это время появились такие книги как: Кудряшов К. В. Александр I и тайна Федора Козьмича. Пб.: Время, 1923; Платонов С. Ф. Смутное время. Очерк истории внутреннего кризиса и общественной борьбы в Московском государстве XVI—XVII веков. Л.: Время, 1924. В 1925 году был напечатан «Шум времени» О. Мандельштама.

Начиная с 1925 года издательство решило выпускать две научно-популярные книжные серии — «Занимательная наука» и «Физкультура и спорт». Первыми книгами были «Занимательная химия» В. В. Рюмина и «Занимательная геометрия на вольном воздухе и дома» Я. И. Перельмана.

В период 1925—1934 годы в серии «Занимательная наука» вышло 29 книг по технике, физике, механике, химии, минералогии, математике, естествознанию и географии и прочим отраслям науки, многие несколькими изданиями, все в фирменном оформлении художника Ю. Д. Скалдина, дававшем наглядные иллюстрации сложных научных явлений и опытов. Серия была в высшей степени успешной как в Советской России (из вышедших к 1932 году 20 названий 17 было настоятельно рекомендовано Главполитпросветом для закупки в первую очередь), так и в мире — в американском русскоязычном журнале «Пробуждение» библиофил и историк книги Н. А. Рубакин отметил, что она

единственная в своем роде и прямо-таки незаменима для тех читателей, которые желали бы пополнить и углубить свои чересчур элементарные знания

В 1926 году в серии «Занимательная наука» вышло «Занимательное стиховедение» Н. Н. Шульговского.

В условиях нэповского книжного рынка издательству «Время» стало искать новую, более современную и ориентированную на читательский спрос издательскую программу; оно начало выпускать работы по вопросам научной организации труда, и сразу с большого успеха — русского перевода автобиографии Генри Форда «[n-t.ru/ri/fr/mz.htm Генри Форд. Моя жизнь, мои достижения]» (1924): только в 1924 году книга допечатывалась трижды, а к 1929 году выдержала 10 переизданий, общим тиражом более 80 000 экземпляров. В это время самой востребованной стала переводная беллетристика и научно-популярная книга по естествознанию и точным наукам. Первые переводные книги, выпущенные издательством в 1924 году: романы Клода Фаррера («Тома-Ягненок-Корсар», пер. с французского под ред. М. Лозинского), братьев Жерома и Жака Таро («В будущем году в Иерусалиме!», пер. с французского И. Б. Мандельштама) и английского писателя Артура Хэтчинсона (Arthur Hutchinson (англ.)) («Когда наступит зима», пер. с англ. под ред. В. А. Зоргенфрея). В 1924 году на 20 книг переводной беллетристики пришлось только 4 книги естественно-научной литературы, хотя последняя заявлялась как главная цель издательства.

С февраля 1925 до осени 1928 года главный редактор издательства Г. П. Блок, арестованный по «лицейскому делу», находился сначала в тюрьме, а потом в ссылке на Северном Урале; в это время на посту редактора его заменил Лев Самойлович Утевский. Издательство первым из советских издательств начало издавать книги Панаита Истрати: «Дядя Ангел» (Moș Anghel) / пер. Изабеллы Шерешевской. Под ред. О. Мандельштама и Г. П. Федотова. В письме М. Горького И. В. Вольфсону 12 ноября 1926 года были подвержены критике выпущенные издательством книги: Цан Эрнест Фрау Сикста. / Пер. с нем. Т. Н. Жирмунской и Б. Я. Геймана. Под ред. М. Лозинского, 1926; Езерска Андзи Гнет поколений. / Пер. с англ. Марка Волосова, 1926; Хух Рикарда Дело доктора Деруги / Пер. с англ. П. С. Бернштейн и Т. Н. Жирмунской. Под ред. А. Г. Горнфельда, 1926; Сомерс-Фермер Я. Якобочка / Пер. с голл. Е. Н. Половцовой, 1926.

В 1927 году в переводе под ред. А. А. Смирнова вышел роман «Контегриль» Раймонда Эсколье, удостоенный в 1921 году премии Фемина; «Знак Зорро» Мак Кэллея; «Присцилла из Александрии» Мориса Магра; «Миссис Меривель» Поля Кимболла; «Вечный холостяк» Парриш Ани  (англ.) в переводе М. И. Ратнер; «Сильнее смерти» и «Темный цветок» Дж. Голсуорси в переводе Марианны Кузнец; «Три Шарлотты» («Girls») Эдны Фербер в переводе Л. Л. Домгера под ред. Д. М. Горфинкеля; роман Берты Рек «Риппл Мередит» («The Dancing Star»), в переводе Л. В. Савельева (2-е издание вышло в 1929 году).

В 1927 году на Выставке графического искусства в Ленинграде издательство было награждено почётным дипломом за искусство художественного оформления.

В 1928 году были изданы: «Похождения Галюпена» Жана Дро в переводе Г. И. Гордона; «В тисках» («Indian Summer of a Forsyte in Chancery») Дж. Голсуорси под ред. М. Лозинского и А. Смирнова; роман О. Уэдсли, «Вихрь» («Reality»), в переводе Б. Д. Левина под ред. О. Чеховского.

В 1930 году был арестован директора и создатель издательства И. В. Вольфсон. К этому времени у издательства было два направления деятельности — «Занимательная наука» и «Художественная литература» (переводная, прежде всего собрания сочинений Роллана и Цвейга). Лучшими достижениями издательства стали научно-популярная серия «Занимательная наука», полное собрание сочинений Ромэна Роллана, авторизованное автором (1930—1936, в 20 томах); полное собрание сочинений Стендаля; собрание сочинений С. Цвейга (1927—1932, в 12 томах).

Издательство прекратило своё существование и было влито в Гослитиздат 1 августа 1934 года.

Литература

• Шомракова И. А. Издательство «Время»: 1922—1934 гг. // Книга: Исследования и материалы. М., 1968. Сб. 17. С. 202

Ссылки

• [encyc.ru/slovo.asp?id=183849&id_s=7 Время]

Отрывок, характеризующий Время (кооперативное издательство)

– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.