Гревс, Иван Михайлович

Иван Михайлович Гревс
Место рождения:	село Лутовиново, Бирюченский уезд, Воронежская губерния, Российская империя
Место смерти:	Ленинград, СССР
Научная сфера:	история
Учёная степень:	доктор исторических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Петербургский университет
Известные ученики:	О. А. Добиаш-Рождественская, Н. П. Анциферов
Известен как:	основатель петербургской школы медиевистики

Ива́н Миха́йлович Гревс (1860—1941) — русский историк, медиевист, специалист по истории Римской империи, педагог, градовед, краевед и общественный деятель. Теоретик и проводник экскурсионного метода в преподавании истории.

Биография

Родился в с. Лутовиново Бирюченского уезда Воронежской губернии (ныне Волоконовский район Белгородской области).

Дворянин, учился в столичной Ларинской гимназии, которую окончил в 1879 году, затем — на историко-филологическом факультете Петербургского университета, где круг его научных интересов определился влиянием В. Г. Васильевского. Уже в студенческие годы он написал сочинение «Римско-Византийское Государство в VI в., по законодательным сборникам христианских императоров». Окончил университет в 1883 году со званием кандидата и оставлен при альма-матер для подготовки к магистерскому экзамену. По окончании университета И. М. Гревс некоторое время (1884—1889) преподавал в гимназии Э. П. Шаффе.

Находясь в университете, в 1881—1883 годах, принимал участие в народовольческих кружках (В. Караулов, А. Гаусман, Г. Андронников, Ю. Антоновский и другие). Арестован в Петербурге и содержался под стражей в Доме предварительного заключения с 18 по 24 ноября 1884 года. Привлечён к дознанию при Петербургском жандармском управлении по делу о рабочей группе партии «Народная воля» (дело М. Орлова, Н. Воронцовой и других) ввиду нахождения его адреса у В. Полюхова. При обыске обнаружен журнал «Вперёд» и гектографированная брошюра Либкнехта «В защиту права». По освобождении подчинён особому надзору полиции. По высочайшему повелению от 22 января 1886 года вменено в наказание предварительное содержание под стражей. По распоряжению департамента полиции от 25 февраля 1886 года подчинён негласному надзору, продолжавшемуся до 1903 года.

Состоял преподавателем истории средних учебных заведений в родном университете и в 1889 году получил место приват-доцента. В 1890—1892 и 1894—1896 годах Гревс был командирован за границу. В библиотеках и семинариях Рима и Парижа он готовил большое исследование об экономической структуре и социальной психике переходного от республики к империи римского общества, части которого затем появлялись в «Журнале Министерства Народного Просвещения». В это время созрели главные основы научного миросозерцания Гревса: вера в творческую, определяющую роль сознаний в глубине даже так называемого стихийного процесса истории и в непрерывную могучую жизненность культурной римской традиции. Эти идеи Гревс пропагандировал на своих профессорских курсах, которые он с 1892 года вёл на Высших женских (Бестужевских) курсах (1892—1899, 1902—1918) и в университете (1903—1923, 1934—1941).

Распоряжением министра народного просвещения Н. П. Боголепова он был уволен от звания приват-доцента и профессора Высших женских курсов после студенческих волнений 1899 года. В 1900 году Гревс защитил магистерскую диссертацию «Очерки из истории римского землевладения, преимущественно во времена империи». Он много работал как член или председатель комиссий, организовавших ряд частных школ в Петербурге (Тенишевское училище, Коммерческое училище в Лесном); как преподаватель и председатель (в течение 18 лет) педагогического совета женской гимназии Л. С. Таганцевой; наконец, как преподаватель истории в Тенишевском училище и в Александровском лицее. В 1901 году он был профессором в политехническом институте, в 1902 — возвратился в университет и на Высшие женские курсы.

В 1903—1904 годах принимал деятельное участие в организации Союза освобождения.

В качестве декана филологического факультета Бестужевских курсов он был одним из главных деятелей проведения семинарской организации и устройства семинарских библиотек. Гревс был сторонником больших исторических экскурсий, которые ценил и как орудие общего образования, и как «необходимый вид исторического семинария», в открываемой ими возможности «идти навстречу подлинным следам мировой культуры». В 1921—1924 годах И. М. Гревс возглавлял Гуманитарный отдел Петроградского Экскурсионного института.

В 1920-е годы Гревс и его ученики подвергались нападкам за «идеализм». Потеряв работу в университете (1923), занимался литературным трудом, с 1925 года постоянно сотрудничал в Центральном бюро краеведения. Был связан с кружком «Воскресение». В 1930 году был ненадолго арестован.

С осени 1935 года преподаватель кафедры истории Средних веков ЛГУ. Доктор исторических наук.

Был одним из творцов и ярких представителей жанра «сентиментального градоведения», представленного в России, в частности, Н. П. Анциферовым, П. П. Муратовым, П. Л. Вайлем и др.

Адреса в Петрограде - Ленинграде

• 1914 - 1918 --- 14-я линия Васильевского острова, 31-33;
• 1918 - 1923 --- Тучкова набережная, 20;
• 1923 - 1941 --- 9-я линия Васильевского острова, 48.

Сочинения

Основные работы И. М. Гревса — труды по истории римского землевладения, средневековых культуры и быта.

• Очерки из истории римского землевладения (преимущественно во время империи). Т.I. СПб., 1899.
• Очерки флорентийской культуры, 1903—1905.
• Тацит, М.-Л., 1946 (опубликована посмертно)
• Очерки о Данте, 1913—1923
• Кровавая свадьба Буондельмонте. Жизнь итальянского города в XIII в., 1925
• Тургенев и Италия (Культурно-исторический этюд). С приложением справки «Тургенев и Петербург». Обложка М. Добужинского. Л., Издательство Брокгауз-Ефрон, 1925.

Литература

• Каганович Б. С. Гревс И. М. — историк средневековой городской культуры // Городская культура: средневековье и начало нового времени. — Л., 1986.
• Степанов Б. Е. Знание о прошлом в теории экскурсии И. М. Гревса и Н. П. Анциферова // Феномен прошлого. — М., 2005. — С. 419—475.
• Прокопенко С. Н., Рябцева М. Л. И.М. Гревс и его "малая родина" // Российская империя в исторической ретроспективе. — Белгород - Чернигов, 2010. — С. 104-107.
• Вешнинский Ю. Развитие градоведческой традиции И. М. Гревса в отечественной науке. Дополненный доклад на научно-практическом семинаре в ИАИ РГГУ «У истоков отечественного краеведения, городоведения, экскурсоведения». – «Муниципальная власть», 2011, № 5, с. 99-103.
• Вешнинский Ю. Иван Гревс и градоведческая традиция. Сокращённый вариант статьи. - Сайт  «Знание-Сила», 2012.
• Вешнинский Ю. Развитие градоведческой традиции И. М. Гревса в отечественной науке. – «ТЕЛЕΣКОП», 2013, № 2 (98), с. 32-37.

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/4230 Гревс Иван Михайлович] // Биографический словарь
• Корзун В. П., Свешников А. В. [www.elib.org.ua/rushistory/ua_readme.php?subaction=showfull&id=1192089986&archive=&start_from=&ucat=18&category=18 Третий угол (И. М. Гревс в пространстве переписки «Из двух углов» В. И. Иванова и М. О. Гершензона)]
• Потехина И. П. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/40.html Гревс Иван Михайлович] // Биографика СПбГУ

Отрывок, характеризующий Гревс, Иван Михайлович

– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.