Исм

Исм (араб. اسم‎), алам — главный и наиболее важный элемент системы арабских имён. Это самое первое имя, которое ребёнок получает при рождении или мальчик при обрезании и обычно оно употребляется в кругу близких людей, родственников, друзей и знакомых.

Исм в большинстве случаев состоит из одного элемента — Асад, Али, Мухаммад, Ибрахим, Хасан, но может быть также сложным, состоящим из двух и более элементов. Это обычно имена, имеющие религиозное значение («прекрасные имена») с элементами «абд» + Аллах (или любой другой из его 99 эпитетов), «аль» или «ар». Особенно часто употребляются в качестве имени, один из трёх основных эпитетов Бога — «ар-Рахман» (милостивый) и «ар-Рахим» (милосердный).

Иногда в класс имён алам переходят другие типы имён с элементами «абу», «умм», «ибн», «-ад-дин», «-Аллах» и др.

Арабы, как правило, имели только один алам, а народы неарабского происхождения (персы, турки и другие) часто прибавляли к нему имя и на своём родном языке.

Во многих арабских странах существует интересная традиция — в течение первых трёх дней после рождения мальчики, как правило, носят имя Мухаммед в честь исламского пророка. Девочки в течение этого времени обычно носят имя Фатима в честь дочери пророка Мухаммеда. По истечении этого срока (как правило, в течение недели) родители могут заменить его другим (что обычно и происходит) или оставить новорождённому это имя.

Кроме того, в некоторых других арабских странах существуют и альтернативные обычаи присвоения имени ребёнку. Например, в Египте ещё с древних доисламских времён существует праздник «Субуа Мавлуд» («седьмой день со дня рождения ребёнка»). Приготовления к нему идут в течение всей недели после рождения ребёнка под руководством матери и женщины, оказывавшей помощь во время родов (закупаются сладости, свечи, подарки). Если родился мальчик, то покупают красивый «ибрик» (то есть, кувшин — слово мужского рода), а если девочка, то «кулля» (тоже кувшин, но женского рода). В них ставятся семь свечей, на каждой из которых пишут то или иное собственное имя. Ребёнка нарекают тем именем, которое написано на последней догоревшей свече («чтобы жизнь его была долгой»).

Отрывок, характеризующий Исм

– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.