Нисба
Поделись знанием:
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.
Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Ни́сба (араб. نسبة — отношение, связь) — часть арабо-мусульманского имени, обозначающая генеалогическую[1], этническую, религиозную, политическую, социальную принадлежность человека, место его рождения или проживания и т. д. Обычно нисба имеет морфологический показатель — суффикс «и» (араб. ـي) в конце[2] (напр. Бухари, Мисри). Согласно традиционно устоявшемуся порядку, нисба ставится в самом конце имени, после куньи, алама, насаба и лакаба. Из-за воздействия французской системы паспортов и удостоверений личности нисба стала выступать в качестве фамилии[3]. Полное многочленное имя использовалось лицами, занимавшими определённое общественное положение, а большинство обходились формулой имя + насаб, имя + мансаб, имя + нисба, имя + насаб + нисба и т. п.[4]
| Нисба | Арабское написание |
Тип | Значение |
|---|---|---|---|
| الأزدي | племя | Азд — арабское племя | |
| الأنباري | город | Анбар — исторический город в иракской провинции Анбар | |
| العنبري | племя | Бану аль-Анбар — род из племени Бану Тамим | |
| الأندلسي | регион | Аль-Андалус — название мусульманской Испании | |
| أنصاري | община | Ансары — сподвижники пророка Мухаммеда, коренные жители Медины из племён Аус и Хазрадж | |
| الأشعري | теология | Ашариты — представители одного из основных направлений суннитского калама, основатель Абуль-Хасан аль-Ашари | |
| البغوي | город | Багшур — город в Хорасане, расположенный между Гератом и Марв ар-Рузом | |
| البغدادي | город | Багдад — столица государства Ирак, административный центр мухафазы Багдад | |
| الباكوي | город | Баку — столица Азербайджана | |
| البلاساغوني | город | Баласагун — средневековый город, существовавший на территории нынешней Киргизии | |
| البلخي | город | Балх — город в одноименной провинции Афганистана | |
| البصري | город | Басра — город на юго-востоке Ирака, главный порт страны. Административный центр мухафазы Басра | |
| البيهقي | регион | Бейхак — район возле города Нишапур в Иране | |
| البخاري | город | Бухара — один из древнейших городов Средней Азии, областной центр Бухарской области Республики Узбекистан | |
| الجیلاني | регион | Гилян — один из 31 останов Ирана | |
| الكنجوي | город | Гянджа — город на территории современного Азербайджана | |
| الداغستاني | регион | Дагестан — республика на Северном Кавказе в составе Российской Федерации | |
| الدربندي | город | Дербент — город в Дагестане на узком проходе между Каспийским морем и предгорьями Кавказа | |
| الدهلوي | город | Дели — столица Индии | |
| الجرجاني | город | Горган — город в Иране, административный центр провинции Голестан | |
| الدمشقي | город | Дамаск — столица и второй по величине (после Алеппо) город в Сирии | |
| الظاهري | теология | Захиритский мазхаб — один из суннитских мазхабов, основатель Давуд ибн Али аз-Захири | |
| الإصفهاني | город | Исфахан — город в Иране, административный центр провинции Исфахан | |
| القره باغي | область | Карабах — историческая область в Закавказье | |
| القحطاني | личность | Кахтан — родоначальник всех «южных» арабов (кахтанитов), аналог библейского Иоктана | |
| كاشاني | город | Кашан — город в Иране, в остане Исфахан, центр одноимённого шахрестана | |
| القريشي | племя | Курайшиты — арабское племя, правящее в древней Мекке | |
| القرطبي | город | Кордова — старинный город в Андалусии, столица провинции Кордова | |
| الكوفي | город | Эль-Куфа — город в центре Ирака, на реке Евфрат, в 170 км к югу от Багдада. | |
| اللّكزي | регион | Лакз — раннефеодальное государственное образование VI—XIII веков | |
| الموصلي | город | Мосул — город на севере Ирака | |
| المقدسي | город | Иерусалим — древний город на Ближнем Востоке, священный город для трёх авраамических религий | |
| المكي | город | Мекка — город в западной Саудовской Аравии, около 100 км от Красного моря | |
| المالكي | теология | Маликитский мазхаб — один из суннитских мазхабов, основатель Малик ибн Анас | |
| المروزي | город | Мерв — ныне исчезнувший город на Юго-Востоке Туркмении, древняя столица Маргианы и государства Сельджуков | |
| النيسابوري | город | Нишапур — город на северо-востоке Ирана | |
| النسوي | город | Ниса — древний город, руины которого расположены близ селения Багир, в 18 км к западу от Ашхабада | |
| الرازي | город | Рей — город на севере Ирана, в остане Тегеран | |
| السمرقندي | город | Самарканд — город в Узбекистане | |
| الصنعاني | город | Сана — город в Йемене | |
| الطبري | регион | Табаристан — средневековое название провинции Мазендеран | |
| التميمي | племя | Бану Тамим — арабское племя, относящееся к аравийской племенной группе Мудар | |
| طنطاوى | город | Танта — город в Египте, столица провинции Эль-Гарбийя в центре дельты Нила | |
| الترمذي | город | Термез — город в Узбекистане, административный центр Сурхандарьинской области | |
| التبريزي | город | Тебриз — город у озера Урмия в Иране, административный центр провинции Восточный Азербайджан | |
| الطوسي | город | Тус — древний город в Иране, расположенный на территории современной провинции Хорасан-Резави | |
| الفارسي | регион | Персия — исторической области в южном Иране, на берегу Персидского залива | |
| الحلبي | город | Алеппо — крупнейший город Сирии | |
| الحنبلي | теология | Ханбалитский мазхаб — один из суннитских мазхабов, основатель Ахмад ибн Ханбаль | |
| الخراساني | регион | Хорасан — историческая область в восточном Иране | |
| الخوارزمي | регион | Хорезм — древний регион Средней Азии с центром в низовьях Амударьи | |
| الشافعي | теология | Шафиитский мазхаб — один из суннитских мазхабов, основатель Мухаммад аш-Шафии | |
| الشيرازي | город | Шираз — город на юге Ирана, административный центр провинции Фарс | |
| الشرواني | область | Ширван — историческая область на территории современного Азербайджана | |
| الشيشاني | регион | Чечня — республика (субъект) в составе Российской Федерации | |
| الايرواني | город | Ереван — столица Армении | |
| اليمني | регион | Йемен — государство, расположенное на юге Аравийского полуострова в Юго-Западной Азии |
Напишите отзыв о статье "Нисба"
Примечания
- ↑ В. А. Никонов. [books.google.kz/books?id=cyoYAAAAMAAJ Имя и общество]. — Наука, 1974. — С. 36. — 276 с.
- ↑ В. И. Аристова, Т. А. Бахтурина. [books.google.kz/books?id=_ZgVAQAAIAAJ Имена авторов стран Азии и Африки в заголовке библиографической записи на русском и иностранных европейских языках. Методические рекомендации]. — Российская гос. библиотека, 1993. — С. 7. — 35 с.
- ↑ Р. Ш. Джарилгасинова, М. В. Крюков. [books.google.kz/books?id=2ZxNAQAAIAAJ Системы личных имен у народов мира]. — Наука, 1989. — С. 46—52. — 382 с.
- ↑ [books.google.kz/books?id=az5NAQAAIAAJ Ирано-афразийские языковые контакты]. — Наука, 1987. — С. 96. — 170 с.
Литература
- Rene-Vincent du Grandlaunay; Jean N. Druel; René-Vincent du Grandlaunay. [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopedia-of-arabic-language-and-linguistics/nisba-COM_vol3_0230 Nisba] // Encyclopedia of Arabic Language and Linguistics / Managing Editors Online Edition: Lutz Edzard, Rudolf de Jong. Brill Online. — 2013.
- [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/nisba-COM_0866 Nisba] // Encyclopaedia of Islam. 2 ed. — Leiden : E. J. Brill, 1960—2005.</span> (платн.)
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Нисба
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.
Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
