Гилян

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 37°16′38″ с. ш. 49°35′20″ в. д. / 37.2774000° с. ш. 49.5890000° в. д. / 37.2774000; 49.5890000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.2774000&mlon=49.5890000&zoom=14 (O)] (Я)

Гилян
Остан Ирана
استان گیلان
Местоположение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Статистика
Административный центр: Решт
Крупнейшие города:
Площадь: 14 042 км²
Население (2006):
 • плотность:
2 404 861
 • 171,26/км²
Количество шахрестанов: 13
Часовой пояс: UTC+3:30
Язык(и): гилянский
талышский
азербайджанский[1][2]
фарси
тати

Гиля́н (перс. گیلانGilân, гил. گيلان, азерб. Gilan, курд. Gîlan), в древности Дайлам[3] — один из 31 остана Ирана. Площадь — 14 042 км²[4], население — 2 404 861 человек (2006)[4].

Гилян находится на юго-западном побережье Каспийского моря, к западу от остана Мазендеран, к востоку от остана Ардебиль, к северу от остана Зенджан и Казвин. На севере остан Гилан граничит с Азербайджанской pеспубликой.





География

Леса — около 1,5 млн га. Месторождения нефти, угля, железных и медных руд.

История

В древности на этой территории обитали племена гелов (предки современных гилянцев) и кадусов (предки современных талышей). В VIII—IX частично завоёвана арабами, горная часть Тайлам (Дейлем) оставалась независимой. Ислам распространился в IX—X вв. В X — начале XIV вв. управлялась полусамостоятельными ханами. В 1307—1370 — под властью монголов. С 1370 года до XVI в. в восточной части (Лахиджане) существовало самостоятельное государство Сеидов. В начале XVI века область вошла в состав Ирана; до 1592 была вассалом Сефевидов, с 1592 стала доменом сефевидских шахов. В XVI—XVII веках здесь неоднократно происходили антисефевидские восстания (1570—1571, 1592, 1629).

После удачной для России русско-персидской войны 12 сентября 1723 года эта область отошла к России. К концу русско-турецкой войны 1735—1739 область была возвращена Персии с целью организации альянса против Турции.

Иранская революция и Гилянская республика

В 1909 году Гилян — один из важных центров Иранской революции 1905—1911.

В апреле 1920 года по всему Северному Ирану азербайджанские и иранские демократы под руководством шейха Мохаммада Хиябани подняли восстание против иранского правительства и поддерживающих его англичан. В мае в Гиляне при поддержке военного десанта советской Каспийской военно-морской флотилии власть перешла к повстанцам во главе с Мирзой Кучек-ханом. 5 июня 1920 была провозглашена Гиланская Республика (более известная как Советская Республика Гилан) со столицей в Реште, Реввоенсоветом, правительством и армией (бывшие отряды повстанцев-дженгелийцев). Главой (Предсовнаркома) республики первое время был Кучек-хан. В июле он ушёл из революционного правительства, отдав власть Хайдар-хану; вновь возглавил правительство республики в мае 1921. В августе 1920 года армия республики предприняла наступление на соседнюю провинцию Зенджан с перспективой на Тегеран, но была отброшена иранскими войсками.

Недостаток сил и средств, растущая враждебность местного населения, сопротивление иранских отрядов при поддержке англичан и другие неблагоприятные обстоятельства вынудили руководство РСФСР принять 20 сентября 1920 года решение о сворачивании военной операции в Иране и приступить к переговорам с шахским правительством. 26 февраля 1921 года был заключён советско-иранский договор о постепенном выводе советских войск. Согласно договору, советские войска начали покидать Гилян в апреле и полностью выведены к 8 сентября 1921.

Однако, республика продолжала существовать. Более того, в расчёте на то, что революция охватит весь Иран, 5 июня 1921 года республика была переименована в Персидскую Советскую Социалистическую Республику (ПССР), а её вооруженные силы ранее (8 мая) были объявлены Персидской Красной Армией (ПКА). В июне, при неофициальной поддержке вооруженных формирований из советского Азербайджана, ПКА во главе с главнокомандующим Эхсанулла-ханом повторно совершила поход в провинции Мазендеран, Зенджан и попыталась овладеть Тегераном (вновь неудачно).

29 сентября после переворота, устроенного Кучек-ханом, ПССР вновь стала Гиланской Республикой, а в республике началась гражданская война. 2 ноября 1921 года республика была ликвидирована центральными иранскими войсками.

Население

Основное население: гилянцы, талыши, также есть курды и азербайджанцы.

Административный центр остана — город Решт. Другие города остана: Ленгеруд, Соумеэсера, Таларуд, Лахиджан, Хаштпаре-Талыш, Астара, Резваншахр, Рудсар, Рудбар, Эмлаш, Ашрафие, Саяхгол Шефат, Сумуе Сара, Фуман, Месал. Главный порт остана — Энзели.

Административное деление

Провинция состоит из 13 Шахрестанов:

Карта Аббревиатура на карте Шахрестан
A Астара (Astara)
AA Астане-йе-Ашрафийе (Astaneh Ashrafiyeh)
BA Бендер-э-Энзели (Bandar-e Anzali)
F Фуман (Fuman)
H Хаштпаре (Hashtpar)
Lh Лахиджан (Lahijan)
Lr Ленгеруд (Langarud)
R Решт (Rasht)
Rs Рудсер (Roudsar)
Rb Рудбер (Rudbar)
S Совме-э-Сара (Soumahe Sara)
Sh Шафт (Shaft)
M Масаль (Masal)

Экономика

Главное занятие населения — земледелие. На низменности — рис (свыше 60 % пашни), кенаф, шелковица, цитрусовые, в предгорьях — чай, табак, оливки.

Текстильная, пищевая (чайная, рисоочистительная) промышленность. Рыболовство, ремесленно-кустарное производство. Гидроузел на реке Сефидруд.

Образование

7 университетов.

Достопримечательности

  • Масуле — горная деревня с примечательной архитектурой

Напишите отзыв о статье "Гилян"

Примечания

  1. [www.iranica.com/articles/gilan-x Encyclopædia Iranica: Gīlān x. Languages]
  2. [www.guilan.ir/portal/faces/public/portal_en/portal_en.province/portal_en.astara ::Spooler Web Administration Console::. / User Tools]
  3. Wolfgang Felix, Wilferd Madelung [www.iranicaonline.org/articles/deylamites Deylamites] / Encyclopaedia Iranica. Vol. VII, Fasc. 4, pp. 342-347
  4. 1 2 [www.statoids.com/uir.html Statoids.com]  (англ.)

Литература

  • Иванова М. Н. Национально-освободительное движение в Иране в 1918—1922 гг. М., 1961
  • Скляров Л. Почему провалилась советская попытка «экспорта» революции в Гилан // Азия и Африка сегодня. 1997. № 12

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гилян

Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.