Кагальник (село)
| Село
Кагальник
|
Кагальни́к — село в Азовском районе Ростовской области.
Входит в состав Кагальницкого сельского поселения, являясь его административным центром.
Содержание
География
Расположено в 8 км (по дорогам) западнее районного центра — города Азова. Село находится в дельте Дона, около устья реки Кагальник, на её правом берегу.
Улицы
|
|
|
Микрорайоны
Старинные названия районов Кагальника звучат так:
- Беззадивка,
- Глинища,
- Замостье,
- Короста,
- Кошачий городок,
- Миллионовка,
- Мотня,
- Пеньки,
- Черепашье,
- Каменка.
История
Кагальник основан в 1670 году Степаном Разиным. Существует, по меньшей мере, три версии о возникновении села.
Согласно одной из них, село основал в 1669 г. Степан Разин — осенью после Каспийского похода. Версия изложена в кн. «Россия. Полное географическое описание… Т. 14. Крым и Новороссия» под редакцией В. П. Семенова-Тян-Шанского. Однако это утверждение следует отнести к явно ошибочным: Кагальницкий городок, основанный Разиным, находился на правом берегу Дона вблизи ст-цы Раздорской, где в Дон впадает речка, называемая тоже Кагальник. Этот городок после подавления крестьянского восстания был разрушен, и следов его не найдено поныне. Однако и сегодня встречаются публикации, в которых эта версия воспринимается как достоверная (см., напр., заметку в газ. «Красное Приазовье», 1988, 19 нояб.). Между тем, внимательный читатель заметит, что в той же книге на с. 344 без каких-либо комментариев сообщается, что с. Кагальницкое основано в 1760 г.!
По другой версии начало селу положили в 1736 г. украинцы во главе с Трофимом Королём, поселившиеся здесь тайком для занятия рыбной ловлей. Жили в землянках, от турок скрывались в камышах. И уже в 1750 г. у них здесь была своя походная церковь. Эти сведения, впервые изложенные в «Материалах для историко-статистич. описания Екатериносл. епархии» (1880), многими признаны как наиболее достоверные. Хотя, возможно, имеет право на существование и версия, связанная с упомянутой выше датой — 1760 г. В том году была упразднена крепость Святой Анны (находившаяся километрах в 12 выше Ростова), её жителям предложено было переселиться в новую крепость Святого Дмитрия Ростовского, но многие из них предпочли перебраться на гирло Свиное, где можно было заниматься рыболовством. Это событие и дало повод считать датой основания с. Кагальник 1760 г., но скорее всего, оно явилось лишь этапом в истории населенного пункта: места эти потихоньку обживались и запорожскими, и донскими казаками еще с ХVII в.
Наиболее бурный период своего развития село переживает после русско-турецкой войны 1768—1774 гг., когда в междуречье Кагальника и Еи хлынул поток переселенцев. По распоряжению азовского губернатора В. А. Черткова селениям КОЙСУГ (см.) и Кагальник отводилась роль опорных пунктов в распределении этого потока. Село быстро растет, на отведенных ему землях возникают поначалу неприметные хутора, превратившиеся со временем в самостоятельные селения: КРУГЛОЕ,ГОЛОВАТОВКА, ПЕШКОВО, КУГЕЙ (см.), КАЧЕВАН (см. БЕРЕГОВОЙ) Подазовский, Узяк, Займы (Заимо-Обрыв). Село становится волостным центром, ежегодно в нем проводились весенние и осенние ярмарки.
Первая церковь — Покровская — была деревянной, построена в 1783 г., в 1789 г. сгорела, восстановлена в следующем, 1790 г., а освящена в феврале 1791 г. В 1842 г. вместо деревянной построена кирпичная, на каменном цоколе. В 1863 г. сооружена еще одна церковь — Троицкая, деревянная, на каменном фундаменте.
Существует легенда о несметных сокровищах, якобы захороненных вблизи с. Кагальник в середине ХVIII в. в одном из курганов запорожским, кошевым атаманом Петром Калнишевским.
Село названо по речке Кагальник; само это слово, возможно, восходит к огузо-половецкому «когалы» — «поросшая осокой, кугой».
В материалах, собранных в 1905 году Х. И. Поповым, сохранилась запись кагальницкого старосты Канивца о том, что селение Кагальник, по слухам, «получило название своё от слова „Кагаль“, будто бы на этом самом месте… было турецкое поселение Когаль».
КАГАЛЬНИК:
- красная лоза, которую садят для закрепления песков;
- две небольшие речки, левые притоки Дона;
- прежнее название Кагальницкой станицы или городка, где проживала семья Степана Разина и где он сам был взят сторонниками Москвы;
- большое село в устье Дона, около 7 км от Азова.
Источник: «Казачий справочник», Кливленд Охайо, США, 1966 год.
В XIX — начале XX веков — слобода Ростовского округа Земли Войска Донского, с 1870 — Области Войска Донского.
Легенды
Существует легенда о несметных сокровищах, якобы захороненных вблизи с. Кагальник в середине XVIII века в одном из курганов запорожским кошевым атаманом Петром Калнышевским.
Кагальник и евреи
В 1910 году в Кагальнике проживало 36 евреев, в 1939 — 1 еврей. В 1910 в Кагальнике имелось еврейское кладбище.
Интересный факт
В Интернете встречается населённый пункт Качальник, несуществовавший и ошибочно используемый вместо правильного имени Кагальник. Река с таким именем — тоже ошибка.[1][2]
Население
| Численность населения, чел. | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| 1959 | 1970 | 1979 | 1989 | 2002 | 2010[3] |
| 5 556 | − | 7 025 | − | 7 951 | 8 116 |
По переписи населения 1979 года в селе проживало: 7025 человек, из них 3185 — мужчины и 3840 — женщины.[4]
Известные люди
В селе родились:
- Бурлуцкий, Павел Иванович — Герой Советского Союза,
- Сторожаков, Алексей Николаевич — Герой Советского Союза.
Организации
В селе расположена береговая научно-экспедиционная база «Кагальник» ЮНЦ РАН (ул. Береговая, 58а).
Напишите отзыв о статье "Кагальник (село)"
Примечания
- ↑ [investukr.com.ua/get-news/116/ Статья в архиве — Были, есть и будем!]
- ↑ [pds10.egloos.com/pds/200903/28/99/a0012899_rrrr.htm Лев Соцков. Неизвестный сепаратизм]
- ↑ [www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/Documents/Vol1/pub-01-05.xlsx Численность постоянного населения Российской Федерации по городам, посёлкам городского типа и районам по результатам переписи 2010]
- ↑ [www.webgeo.ru/db/1979/rus-kavkaz.htm Перепись населения 1979 года. Северо-Кавказский район.]
Ссылки
- [www.gosspravka.ru/61/002/000034.html Кагальник (село)]
Отрывок, характеризующий Кагальник (село)
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
