Кантемиры

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кантемиры


Описание герба: В золотом поле два противопоставленные червлёные льва, держащие передними лапами зелёное дерево.

Титул:

князья


Подданство:
Молдавское княжество
Российская империя

Кантеми́ры — молдавский княжеский род XVII—XVIII вв., якобы происходящий от богатого татарина, принявшего христианство в 1540 и поселившегося в Молдавии. Имя родоначальника переводится с тюркского как «железный царь».

Из сыновей князя Дмитрия[1], по другим данным Антиоха[2], старший Константин, генерал-поручик (умер в 1776), имел единственного сына, полковника Дмитрия (1749 — 17(29).5.1820). Дмитрий был пол­ков­ник, уча­ст­ник Русско-турецкой войны 1768-74 годов (в 1771 на­гра­ж­дён ор­де­ном Св. Ге­ор­гия 4-й сте­пе­ни) и Русско-турецкой войны 1787-91 годов, в кон­це жиз­ни стра­дал пси­хич. рас­строй­ством, был заключён в Ре­вель­скую кре­пость, где и скон­чал­ся. По другим данным[1], помешавшись на том, что он правитель Молдавии и Валахии, просидел 17 лет в ревельской крепости. Наследство его по женской линии досталось князьям Шаховским и Пассекам[1].

Из сы­но­вей А. К. Кан­те­ми­ра наи­бо­лее из­вес­тен Кон­стан­тин Ан­ти­охо­вич (1718 — 6(17).10.1776), ген.-по­ру­чик (1775). Он пе­ре­се­лил­ся в Рос­сию в конце 1737 года и был за­числен в дей­ст­вую­щую ар­мию, уча­ст­ник Русско-турецкой войны 1735—1739 годов, на­хо­дясь в аван­гар­де рос. войск, ру­ко­во­дил ос­во­бо­ж­де­ни­ем г. Яс­сы от тур. войск, в 1738 ос­но­вал Во­лош­ский (с 1741 — Мол­дав­ский) гу­сар­ский полк, в 1740-50-х гг. ко­ман­до­вал кав. ди­ви­зи­ей в Сло­бод­ской Ук­раи­не[2].

Род существующий.





Геральдика

Герб Кантемиров известен по изображениям на печатях и портретах. Известно несколько версий герба. В центре — российский орёл, пожалованный Петром I, после перехода князя Дмитрия Кантемира в русское подданство. Правая половина гербового щита занята территориальными эмблемами, напоминающими о господарстве князя Дмитрия: бычья голова Молдавии и орёл Валахии, несущий крест в клюве, в знак принадлежности к христианству. Верхняя левая четверть щита украшена саблями, указывающими на военные заслуги рода и намекающими на имя обладателя («Кантемир» переводится как «железный хан»). Наконец, нижняя левая часть щита несёт в себе собственно родовую эмблему — две десницы выходящие из облаков и совершающих рукопожатие. Этот жест обозначает верность, тогда как облака указывают на возвышенную, неземную, природу верности. Щит поддерживают львы, стоящие на зелёном клочке земли; княжеская мантия, подбитая горностаем и увенчанная княжеской короной, обрамляет всю экспозицию

Имения

Помимо Дмитровки и Кантемировки, бывшему господарю принадлежали в России подмосковное имение Чёрная Грязь и дом в петербургском Мраморном переулке — первая самостоятельная работа Б. Растрелли (не сохранился). В 1775 г. Чёрную Грязь у князя Сергея Кантемира купила за 25 000 рублей Екатерина II, поделившаяся с корреспондентом[3]:

Моё новое владение я назвала Царицыным и, по общему мнению, это сущий рай. На Коломенское никто теперь и смотреть не хочет. Видите, каков свет! Еще не так давно все восхищались местоположением Коломенского, а теперь все предпочитают ему новооткрытое поместье.

По делу о наследстве Кантемиров в 1737 году пострадали бывший верховник князь Дмитрий Михайлович Голицын и его сын Алексей, которых подозревали в махинациях с целью получить колоссальное наследство бывшего господаря.

Напишите отзыв о статье "Кантемиры"

Примечания

  1. 1 2 3 Кантемир, княжеский род // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. 1 2 [bigenc.ru/domestic_history/text/2042273 Кантемиры] // Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2004—.</span>
  3. [www.roskultura.ru/mosaic/item2059/ Музей-заповедник Царицыно]
  4. </ol>

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кантемиры

– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.