Карабанов, Павел Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Фёдорович Карабанов
Дата рождения:

25 октября 1767(1767-10-25)

Дата смерти:

30 мая 1851(1851-05-30) (83 года)

Место смерти:

Москва

Страна:

Российская империя Российская империя

Научная сфера:

просопография

Па́вел Фёдорович Караба́нов (25 октября 1767 — 30 мая 1851, Москва) — крупный знаток русской истории и древностей, специалист в области просопографии, собиратель материалов «Российской родословной книги».





Биография

Сын тверского вице-губернатора Фёдора Леонтьевича Карабанова (1738—1813), который в 1785-94 гг. исправлял должность тверского губернского предводителя дворянства, от брака с Настасьей Григорьевной (1753—1791), троюродной сестрой князя Потёмкина-Таврического, который вырос в доме её отца Г. М. Кисловского.

Павел Карабанов служил в Преображенском полку, в 1789 году был произведён в первый офицерский чин, а через год вышел в отставку с производством в премьер-майоры. Жил зимой в Москве, а летом — в кашинском имении. Женился на княжне Варваре Ивановне Гагариной (1779—1834). Это позволило ему вращаться в кругу представителей высшего света. Будучи добросовестным, трудолюбивым и любознательным, Карабанов старательно записывал рассказы. услышанные им о очевидцев и участников различных придворных и политических событий. Позднее из этих рассказов было составлено интересное собрание исторических рассказов и анекдотов, опубликованное в «Русской старине» в 1871 и 1872 годах.

Более 50 лет жизни, начиная с 1792 года, Павел Карабанов посвятил собиранию разнообразных древностей, моделей, монет, гравюр и рукописей. В его коллекции было более 3000 гравированных и прочих портретов исторических деятелей, эстампы, коллекция монет и медалей, собрание старинной русской утвари, образов, крестов, посуды, часов, картин, книг, рисунков. Важнейшие предметы этого музея древностей были описаны Г. Д. Филимоновым[1]. По завещанию Карабанова коллекция отошла в распоряжение императора Николая I, после чего была распределена по различным правительственным учреждениям. Большая часть рукописей в 1852 году попала в императорскую публичную библиотеку, а меньшая в московский архив министерства юстиции, собрание портретов перешло в Эрмитаж, а древних вещей в Оружейную палату.

Некоторые труды П. Ф. Карабанова были напечатаны после его смерти П. В. Долгоруковым и А. Б. Лобановым-Ростовским, которые использовали накопленные им просопографические материалы для составления «Российской родословной книги»[2]. Могила Павла Фёдоровича находится под Покровским собором Новоспасского монастыря[3].

Избранные труды[4]

  • Карабанов П. Ф. Гофмейстерины, статс-дамы и фрейлины русского двора XVIII и XIX в. : Списки / [Доп. и примеч.: А. Б. Лобанов-Ростовский]. — СПб.: тип. В. С. Балашева, 1872. — 128 с. — (Отт. из журн. «Русская старина»).
  • Карабанов П. Ф. Исторические рассказы и анекдоты, записанные П. Ф. Карабановым / Примеч.: А. Б. Лобанов-Ростовский. — СПб.: тип. В. С. Балашева, 1872. — 56 с. — (Отт. из журн. «Русская старина»). || Карабанов П. Ф. Исторические рассказы и анекдоты, записанные со слов именитых людей. — М.: ЯникО, 1994. — 62 с. — ISBN 5-88369-015-8.
  • Карабанов П. Ф. Списки замечательных лиц русских / [Доп.: П. В. Долгоруков]. — М.: Унив. тип., 1860. — 112 с. — (Из 1-й кн. «Чтений в О-ве истории и древностей рос. при Моск. ун-те. 1860»).

Напишите отзыв о статье "Карабанов, Павел Фёдорович"

Примечания

  1. Филимонов Г. Д. Описание памятников древности церковного и гражданского быта Русского музея П. Коробанова. — М.: Унив. тип., 1849. — 36 с. — (60 л. ил.).
  2. «Свои собственноручные заметки и выписки он подарил мне, и я ими много воспользовался» («Российская родословная книга», часть 1, стр. 6).
  3. В. И. Саитов, Б. Л. Модзалевский. Московский некрополь.
  4. Источник — [www.nlr.ru/poisk электронные каталоги РНБ]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Карабанов, Павел Фёдорович

– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.