Каренская национально-освободительная армия

Каренская национально-освободительная армия (КНОА, англ. Karen National Liberation Army — KNLA) — является военной ветвью Каренского Национального союза (КНС, англ. Karen National Union — KNU). Ведёт борьбу за создание независимого государства Котхолей (Kawthoolei, «Зелёная страна», другой вариант перевода — «Отвоёванная земля»), которое будет располагаться на территории бирманского штата Карен и в других районах страны с большой численностью каренского населения. В это государство предполагалось включить также часть дельты реки Иравади.

Предыстория конфликта

Напряжённость между бирманцами и каренами имеет давние корни. Ещё во время Второй мировой войны Армия независимости Бирмы, оказывавшая поддержку японской армии, отличилась такой жестокостью в борьбе с пособниками англичан из числа каренов, что пришлось вмешаться японскому командующему BIA полковнику Судзуки Кэйдзи.

Во время объявления независимости Бирмы от британцев в 1948 году возникла значительная напряженность в отношениях между каренами и новыми властями страны, а также внутри каренской общины. Некоторые карены стремились к независимости, обещанной им британцами за помощь в отражении японской агрессии, в то время как другие старались сосуществовать в пределах границ Бирмы. К этому добавились и религиозные проблемы. В то время как бирманцы являются буддистами, среди каренов много христиан.

Боевые действия

В начале 1949 года части социалистической политической милиции, сформированные центральным правительством, стали подавлять волнения в областях где проживают карены. Тогда же начальник штаба армии генерал Дан Смит, карен по национальности, был отстранен от должности и заключен в тюрьму. Новым начальником штаба стал бирманский националист У Не Вин, занимавший ряд командных постов в BIA. После этого Каренская национальная оборонная организация (англ. Karen National Defence Organisation — KNDO), созданная в июле 1947 года, подняла восстание, к которому присоединились многие карены служившие в армии. Так началась гражданская война, которая не закончилась до сих пор.

В начале боевых действий, каренские войска сумели вторгнуться в Северную Бирму и даже закрепиться в Инсейне, в 9 км от Рангуна. После 112-дневной осады в конце мая карены были вынуждены отступить от столицы Бирмы.

КНОА была крупнейшней группировкой ведущей борьбу против военной диктатуры в Бирме. В 1970—80-х годах КНОА насчитывала более 20 тысяч бойцов. В 90-х могущество каренских вооружённых сил было подорвано несколькими тяжёлыми поражениями, нанесёнными войсками центрального правительства Бирмы. Ситуация осложнилась конфликтом внутри КНОА, из-за которого в 1994—95 годах буддийское меньшинство образовало группу под названием Демократическая каренская буддистская армия и перешли на сторону военной хунты. Как полагают, именно раскол привёл к падению штаба КНс в Манепло в январе 1995 года. К тому же изменилась и позиция властей соседнего Таиланда, которые перестали оказывать КНС и КНОА поддержку. Снизилась популярность партизан и среди карен, уставших от многолетней войны. В результате к 2006 году численность КНОА сократилась до менее чем 4 000 бойцов.

КНОА и права детей

Каренскую национально-освободительную армию не раз обвиняли в вербовке солдат из числа несовершеннолетних. Так, в докладе Генерального секретаря Совету Безопасности ООН (A/63/785–S/2009/158), опубликованном 26 марта 2009 года, сообщалось по меньшей мере об одном случае вербовки несовершеннолетнего Каренским национальным союзом (КНС). Канцелярия Специального представителя Генерального секретаря ООН по вопросу о детях и вооружённых конфликтах утверждает, что страновой группе ООН по Мьянме и КНС/КНОА 6 апреля 2007 года подписали соглашение об обязанностях провести переговоры для окончательной выработки планов действий по прекращению вербовки и использования детей. Однако правительство Мьянмы не позволило ООН подписать план действий с КНОА.

См. также

• Рэмбо IV

Источники

[www.asiat.ru/myanmar.shtml?/articlesm/13 Черный язык партизанского бога]

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Каренская национально-освободительная армия

Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.