Киевская Псалтирь

Киевская Псалтирь. 1397

Пергамент

Российская национальная библиотека

Киевская Псалтирь — пергаменная рукопись большого формата на 229 листах. Содержит псалмы Давида, а также десять хвалебных песен и молитв из других книг Библии.

Текст написан литургическим уставом. Рукопись украшена миниатюрами на полях.

Написана в 1397 году в Киеве.

История

История Киевской Псалтири выясняется по владельческим и другим памятным записям, имеющимся в рукописи, а также по многочисленным, хотя не всегда достоверным известиям о ней в печатной литературе XIX — начала XX века. Её история начинает прослеживаться с момента дарения в Никольскую церковь города Вильно Аврамом Езофовичем Глембицким, где она и хранилась постоянно на протяжении XVI—XVIII веков.

В 1827 году должность настоятеля виленской Никольской церкви получил М. К. Бобровский, который будучи профессором Священного Писания и герменевтики в Виленском университете, регулярно брал пергамент себе домой для изучения и хранения. С конца 20-х годов XIX века Киевская Псалтирь постоянно находилась на дому у М. К. Бобровского. После польского восстания 1831 года, Виленский университет по распоряжению царского правительства был закрыт, а М. К. Бобровскому предложено место настоятеля Шерешевского прихода в Пружанском уезде Гродненской губернии, он, выезжая из Вильно, не вернул рукопись Никольской церкви. Таким образом, М. К. Бобровский стал первым частным владельцем Киевской Псалтири.

Следующим владельцем был В.Трембицкий, который купил рукопись у М. К. Бобровского. Но полноправным хозяином стал только в 1848 году, после смерти М. К. Бобровского. Новый хозяин недолго ею владел и в 1861 году скончался сам. Далее история принадлежности Киевской Псалтири немного запутана и неопределённа. Предположительно наследники В. Трембицкого продали её. Но в 1874 году считалась, что она находится у графа А. С. Замойского (1800—1874). Ничего не известно об отношении А. С. Замойского к уникальной славянской рукописи, оказавшейся в его собрании, а равным образом и о том, при каких обстоятельствах совершилась передача Киевской Псалтири из варшавской библиотеки Замойских в собрание её нового владельца, князя П. П. Вяземского (1820—1888). Далее граф С. Д. Шереметьев (1844—1918) выкупает у Вяземского всё рукописное собрание (около 500 рукописей), которое он и преподнёс в дар Обществу любителей древней письменности в 1881 году.

Киевская Псалтирь поступила в ленинградскую Публичную библиотеку вместе со всем собранием Общества любителей древней письменности в 1932 году.

В 1963 году Киевская Псалтирь реставрирована по образцу реставрации Остромирова Евангелия, производившейся несколькими годами раньше. Она была расшита на отдельные тетради, пергамент очищен от пыли, грязи и восковых пятен, покоробленные листы расправлены путём их увлажнения дистиллированной водой и выдерживания под прессом, небольшие утраченные части пергамента восполнены новыми фрагментами. Поскольку химические реактивы в процессе реставрации не применялись, чернила, которыми написан текст Псалтири, сохранили все оттенки, а краски миниатюр — прежнюю яркость и свежесть.

В настоящее время хранится в Российской Национальной Библиотеке в собрании рукописей Общества любителей древней письменности и искусства, без переплёта в виде отдельных тетрадей.

Литература

• Вздорнов Г. И. Киевская Псалтирь 1397 года. Исследование о Киевской Псалтири: В 2-х томах / Г. И. Вздорнов. — М.: Искусство, 1978. — 634 с. — 25 000 экз. (в пер., суперобл.)
• Лифшиц А. Л. Об одной графической особенности Киевской Псалтыри 1397 г. // Древнерусское искусство. Сергий Радонежский и художественная культура Москвы ХIV-ХV вв.. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. — С. 338-341. (в пер.)

Ссылки

• [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=2310 Киевская Псалтирь 1397 года]. [www.webcitation.org/6CYT7Yj37 Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012]. — отсканированная книга в Президентской библиотеке.

Отрывок, характеризующий Киевская Псалтирь

Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.