Бобровский, Михаил Кириллович

Михаил Кириллович Бобровский
Дата рождения:	8 ноября (19 ноября) 1784(1784-11-19)
Место рождения:	Село Волька (Вулька) Бельского повета Подляское воеводство
Дата смерти:	21 сентября (3 октября) 1848(1848-10-03) (63 года)
Место смерти:	Местечко Шерешево Пружанского уезда ныне Пружанский район, Брестская область
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	Палеография, Богословие
Место работы:	Виленский университет
Учёная степень:	доктор наук
Альма-матер:	Виленский университет

Михаи́л Кири́ллович Бобро́вский (8 ноября (19 ноября) 1784 или 1785, село Волька (Вулька) Бельского повета Подляского воеводства, ныне на территории Польши — 21 сентября (3 октября) 1848, местечко Шерешево Пружанского уезда, ныне Пружанского района Брестской области) — российский славист, ориенталист и богослов, исследователь старинных славянских рукописей и старопечатных кириллических изданий, доктор богословия (1823), каноник Брестского капитула (1817).

Владел белорусским языком, за который считал подляшский диалект без «аканья», «дзеканья», «цеканья», с мягкими «дь» и «ть» и полными окончаниями инфинитивов, например «ходити».

Биография

Происходит из старинного белорусского шляхетского рода; родился в семье униатского священника. Образование получил в пиарском училище в Дрогичине, гимназии в Белостоке (окончил в 1806 году) и Главной духовной семинарии при Виленском университете (окончил в 1812 году). С 1817 года брестский каноник.

В 1817—1822 годах в научной командировке от Виленского университета совершенствовался в заграничных университетах, посетил славянские земли, Францию и Италию и вывез оттуда значительное число книг на разных славянских наречиях, которые он продал потом Виленской римско-католической семинарии.

В 1822—1824 годах и после перерыва с 1826 года профессор экзегетики и герменевтики Виленского университета. В связи со следствием, развёрнутым Н. Н. Новосильцевым по делу тайных студенческих обществ филоматов и филаретов, был вместе с профессорами Ю. Голуховским, И. Даниловичем, И. Лелевелем отстранён от преподавания и выслан из Вильны.

С 1824 года пребывал в ссылке в базилианском монастыре в Жировицах. С 1833 года жил в местечке Шерешево, где получил приход. Умер от холеры.

Научная деятельность

Ещё гимназистом заинтересовался архивом и библиотекой Супрасльского монастыря близ Белостока, где в 1822 году обнаружил Супрасльский сборник, один из очень важных кириллических памятников церковнославянского языка. Бобровский сообщил об этом Востокову, который в 1825 году напечатал результаты своих исследований. Часть рукописи (118 листов) попала к Копитару и хранится в Любляне; она была издана Миклошичем под названием «Monumenta linguae paleoslovenicæ е codice Supraslensi» (Вена, 1851). Часть (две тетради) хранится в петербургской Российская национальная библиотека; остальная часть попала в библиотеку графов Замойских в Варшаве и хранится ныне в польской Национальной библиотеке.

Собирал материалы о деятельности Швайпольта Фиоля, Франциска Скорины, Ивана Фёдорова, Петра Мстиславца. Составил научное описание древних кириллических и глаголических памятников словесности, хранящихся в Ватиканской библиотеке. Ввёл в научный оборот ряд важных памятников истории и культуры.

За свои научные труды Бобровский был избран членом Археологической академии в Риме, Азиатского общества в Париже и Лондоне, Общества истории и древностей Российских при Московском университете.

Труды

• много мелких статей в «Dziennik Wileński» 1824—1826
• Wyobrażenie nauki Pisma św., jej części i literatury (в «Dzieje dobroczynności Krajowej i zagranicznej», 1823)
• «Archeologia biblica» (Вильно, 1829)
• «Wiadomość historiczna o Universytecie Wileńskim» (1828)

Литература

• Лабынцаў, Ю. А. Баброўскi Мiхаiл Кiрылавiч // Мысліцелі i асветнікі Беларусі. Энцыклапедычны даведнік / гал. рэд. Б. I. Сачанка. — Мінск: Беларуская энцыклапедыя, 1995. — С. 174—176. — 672 с. — 6000 экз. — ISBN 985-11-0016-1. (белор.)
• Лось И. Л. Бобровский, Михаил // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Бобровский, Михаил Кириллович

В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.