Новосильцев, Николай Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Николаевич Новосильцев<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Н.Н. Новосильцева работы Щукина. Не позднее 1 сентября 1808 г. Государственный Русский музей.</td></tr>

Председатель Комитета Министров Российской империи
1832 год — 1838 год
Монарх: Николай I
Предшественник: Виктор Павлович Кочубей
Преемник: Илларион Васильевич Васильчиков
Председатель Государственного Совета Российской империи
1834 год — 1838 год
Предшественник: Виктор Павлович Кочубей
Преемник: Илларион Васильевич Васильчиков
 
Рождение: 1761(1761)
Смерть: 8 (20) апреля 1838(1838-04-20)
Санкт-Петербург
 
Награды:

Граф (с 1833 г.) Никола́й Никола́евич Новоси́льцев или Новосильцов (1761 — 8 (20 апреля) 1838, Санкт-Петербург) — русский государственный деятель, член Негласного комитета, президент Императорской Академии наук (18031810), председатель Комитета министров (1832—1838), председатель Государственного совета (1834—1838). Действительный тайный советник, сенатор, действительный камергер.





Ранние годы

Воспитывался в петербургском доме графа А. С. Строганова как незаконнорождённый сын его сестры Марьи, выданной замуж за Николая Устиновича Новосильцева. В 1783 году выпущен из Пажеского корпуса в капитаны лейб-гренадерского полка. В 1785 году перешёл секунд-майором в Волынский регулярный казачий полк. В 1786 причислен к коллегии иностранных дел. Принимал участие в войне со Швецией 1788—1790 годов, был прикомандирован к главнокомандующему гребным флотом. За отличие в сражении при острове Мусала 13 августа 1789 года был произведён в полковники. Участвовал в подавлении восстания 1794 под руководством Костюшко в Польше и Литве. Выйдя в 1796 году в отставку, жил в Лондоне. Слушал лекции по физике, математике и медицине.

Сподвижник Александра I

Один из ближайших сподвижников Александра I в первые годы его правления, член т. н. «Негласного комитета». В 18031810 годах — президент Академии наук, попечитель Петербургского учебного округа. На годы президентства Новосильцева пришлось первое русское кругосветное плавание. С 1806 года член Российской академии. С 21 октября 1804 года товарищ министра юстиции с оставлением в прежних должностях. Руководитель Комиссии составления законов. Сопровождал Александра I в заграничных поездках. В начале 1805 с успехом выполнил возложенную на него миссию о заключении союза с Великобританией, избран почётным членом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. Также состоял в столичной масонской ложе Соединённых друзей (Amis reunis)[1].

После разочарования императора в Негласном комитете и его фактического роспуска Новосильцев в 1806 году был направлен послом к Наполеону, но не успел доехать до Парижа, как была объявлена последним война. Участвовал в событиях 18061809, состоя при императоре. В 18091812 годах жил в Вене, выполнял различные дипломатические поручения в Западной Европе. Новосильцев тяжело переживал удаление от двора, стал предаваться крепким напиткам.

Управление Польшей

В 18131815 годах вице-президент временного совета, управляющего Варшавским герцогством (впоследствии Царство Польское), позднее представитель императора Александра I при совете, управляющим Царством Польским, составил для него ряд проектов и учреждений, заведовал комитетом по учебной части. С 1821 года советник наместника Царства Польского и доверенное лицо великого князя Константина Павловича. Стал преемником Адама Чарторыйского на посту попечителя Виленского университета (18241831) и Виленского учебного округа. Возглавлял комиссию, расследовавшую тайные организации студентов Виленского университета (филоматы, филареты). Деятельность Новосильцева в Польше продолжалась до 1831. Обнаруженная им здесь строгость и даже жестокость, особенно по отношению к молодежи, вызвали ожесточение поляков и, по мнению некоторых, способствовали ускорению восстания 1830 года.

Реформаторские устремления

К 1820 году разработал проект «Уставной грамоты Российской империи» — первой конституции за всю историю России. Конституционный проект предусматривал создание двухпалатного парламента (Государственного сейма и Государственной думы), без которого монарх не мог издать ни одного закона, неприкосновенность собственности, независимость суда, равенство всех граждан перед законом, гражданские свободы, федеративное устройство России. Вопрос о крепостном праве в этом тайном проекте конституции не рассматривался. Этому были посвящены специальные, также сугубо секретные проекты, предлагавшиеся А. А. Аракчеевым и министром финансов Д. А. Гурьевым.

В 1821 году вместе с М. С. Воронцовым и А. С. Меншиковым разработал и представил Александру I проект отмены крепостного права (последствий не имел).

Поздние годы

После Ноябрьского восстания (1830) Новосильцев вернулся из Польши в Петербург, где был назначен членом Государственного совета. Председатель Государственного совета (1834), Комитета министров (1832). В 1833 Новосильцеву пожалован титул графа.

Умер в 1838 году. Похоронен в Духовской церкви Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге. Обширное собрание бумаг Новосильцева сгорело большей частью во время польского восстания (1831), и только часть перешла к его племяннику.

Личные качества

Новосильцев прожил всю жизнь холостяком, но до старости слыл ловеласом («смесь Бахуса с сатиром»). П. В. Долгоруков характеризует его как «человека ума необыкновенного, обладавшего обширными сведениями и замечательным даром слова, но властолюбивого, коварного, бездушного и жестокого», прибавляя: «охотник до всех чувственных наслаждений»[2]. «Новосильцева я уже видел усталым человеком, пресыщенным волокитою, — вспоминает сенатор К. И. Фишер, — ничем не занимавшимся более, как обедами и волокитством: красное лицо, стеклянные глаза, вообще наружность, не обличающая государственного мужа…»[2]. Н. И. Греч вспоминал, что Новосильцев «в Вене упал и опошлился до невозможности и, странное дело в его положении и звании, — начал пить. Занимая уже первую ступень в государстве, он на годовом празднике Английского клуба плясал пьяный трепака пред многочисленным собранием. Зрелище грустное и оскорбительное для друга чести и добродетели!»[2]. Н. П. Макаров, служивший в Варшаве с 1823 года, свидетельствовал: «До обеда он еще крепился, но потом начинал делать возлияния и к вечеру доходил если не до положения риз, то до весьма возбужденного состояния»[3]. То же отмечал и Пржецлавский (Ципринус).

Основные труды

  • Государственная Уставная Грамота Российской империи // «Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне» А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Кн. 2., 1861. Факсимильное издание. — М.: Наука, 1971. — С. 191—238.
  • Мнение сенатора Новосильцева «О составлении законов, о наследовании имуществом в России» // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1859. № 2.
  • Всеподданнейшая записка Александру I. «Историческая справка о соединении Литвы и Польши» // Русская старина. 1882. XXXV т. № 7.
  • Рапорт сенатора Новосильцова // К истории тайных обществ и кружков среди литовско — польской молодежи в 1819—1823 гг. — Варшава, 1897.

Напишите отзыв о статье "Новосильцев, Николай Николаевич"

Примечания

  1. А. И. Серков. Русское масонство 1731—2000. Энциклопедический словарь.
  2. 1 2 3 Императорский дом. Выдающиеся сановники. Энциклопедия биографий. Том 2. — С. 142.
  3. Макаров Н. Мои семидесятилетние воспоминания… — СПб., 1882. — Ч.4. — С. 76.

Литература

  • Новосильцев Николай Николаевич // Энциклопедический словарь под редакцией А.Страчевского. — СПб., 1854. Т. 8.
  • Ципринус. Николай Николаевич Новосильцев // Русский Архив. 1872. Кн. 9. С. 1708-1769.
  • Анти-Ципринус. Воспоминания о Н. Н. Новосильцеве // Русский Архив. 1873. Кн.1. С. 803—1200.
  • Рудаков В. Е. Новосильцев Николай Николаевич // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. 21;
  • Морозов Б. Н. Новосильцовы: родословие // Летопись истор. — родосл. Общества в Москве. 1993. Вып.1.
  • Бумаги Н. Н. Новосильцова // Отчеты Императорской Публичной библиотеки за 1886 и за 1899 гг. Опубликовано, соответственно; СПб., 1888 и 1903;
  • Попруженко И. Т. Из архива Н. Н. Новосильцова // Русский архив. 1908. № 6 и 1909. № 3.
  • Филиппова Э. Н. Николай Николаевич Новосильцов // Во главе первенствующего ученого сословия России. — СПб., 2000. — С. 105—106.
  • Летопись Российской Академии наук. 1803—1860. Т. 2. / Отв. ред. М. Ф. Хартанович. — СПб., 2002. — С. 20.
  • Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802—1917. Биобиблиографический справочник. — СПб., 2001. — С. 465—467.
  • Федорченко В. И. [books.google.ru/books?id=52q-qX5o0igC&pg=PA141#v=onepage&q&f=false Императорский дом. Выдающиеся сановники. Энциклопедия биографий. том 2.]
  • Тургенев Н. И. «La Russie et les Russes».

Ссылки

Предшественник:
Виктор Павлович Кочубей
Глава правительства России


18321838

Преемник:
Илларион Васильевич Васильчиков
Предшественник:
Андрей Львович фон Николаи
Президент Императорской Академии наук
18031810
Преемник:
Сергей Семёнович Уваров

Отрывок, характеризующий Новосильцев, Николай Николаевич

Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.