Бунге, Николай Христианович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Христианович Бунге<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Н. Х. Бунге (1887) кисти И.Тюрина</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Председатель Комитета Министров Российской империи, Министр финансов Российской империи
1887 — 1895
Предшественник: Рейтерн, Михаил Христофорович
Преемник: Дурново, Иван Николаевич
 
Рождение: 11 (23) ноября 1823(1823-11-23)
Киев
Смерть: 3 (15) июня 1895(1895-06-15) (71 год)
Царское Село
 
Научная деятельность
Научная сфера: политическая экономия
Известен как: академик СПбАН

Никола́й Христиа́нович Бу́нге (нем. Nikolai Karl Paul von Bunge[1]; 11 (23) ноября 1823, Киев — 3 (15) июня 1895, Царское Село[2]) — российский государственный деятель, учёный-экономист, академик, министр финансов и председатель Комитета министров Российской империи.





Семья

Образование

Окончил Первую киевскую гимназию (с золотой медалью) и юридический факультет Киевского университета (1845). Магистр государственного права (1847, тема диссертации: «Исследование начал торгового законодательства Петра Великого»). Доктор политических наук (1850, тема диссертации: «Теория кредита»).

Профессор-экономист

  • С 1845 — преподаватель законов казённого управления в Нежинском лицее князя Безбородко.
  • С 1847 — профессор законов казённого управления в этом лицее.
  • С 1850 — исполняющий должность адъюнкта Киевского университета по кафедре политической экономии и статистики.
  • С 1852 — экстраординарный профессор по этой же кафедре.
  • С 1854 — ординарный профессор по этой же кафедре.
  • С 1858 также читал лекции университете по финансовому законодательству.
  • С 1859 — член-корреспондент Академии наук.
  • В 18591862, 18711875 и в 18781880 — ректор Императорского университета Св. Владимира (Киев).
  • С 1862 — управляющий Киевской конторой Государственного банка.
  • В 18631864 преподавал теорию финансов и политической экономии великому князю Николаю Александровичу (сыну Александра II).
  • С 1869 — ординарный профессор по кафедре полицейского права Киевского университета (фактически читал курс экономической политики).
  • В 1887-1889 преподавал политическую экономию, статистику и финансы великому князю Николаю Александровичу (будущему Императору Николаю II).
  • С 1890 — ординарный академик по разряду историко-политических наук (политическая экономия и статистика) историко-филологического отделения[2].

Научные взгляды

Был сторонником умеренного либерализма, частной собственности и свободы предпринимательства (признавая при этом необходимость ограниченного государственного вмешательства в экономику), критиком социалистических и коммунистических учений. Прекрасный знаток западных экономических концепций.

Полагал социализм «злом, от которого гибнут нравственность, долг, свобода, личность»[уточнить]. Причину популярности социалистических идей видел в том, что их автор «обращается к хищническим инстинктам обездоленного человечества».[3]

В экономических взглядах был сторонником Адама Смита, затем увлекся немецкой экономической школой. В политике придерживался воззрений, сходных с позицией Джона Стюарта Милля.

Государственный деятель

Финансовая политика

Одним из первых его мероприятий на посту министра финансов явилось понижение выкупных платежей, которое он считал необходимым для улучшения благосостояния крестьян — тем более, что с них взыскивалось больше, нежели уплачивалось по обязательствам выкупной операции. Общая сумма понижения составила до 12 миллионов рублей в год.

Кроме того, при нём были отменены подушная подать и соляной акциз. Для компенсации выпадающих доходов были повышены налоги — на спирт, сахар, табак, а также гербовый сбор и ряд других; увеличены таможенные пошлины на ввозимые товары. Старался снизить расходы, однако сбалансировать бюджет ему не удалось. Был сторонником введения подоходного налога. В 1885 году были введены налог на доход от денежных капиталов, налог на прибыль, а в первую очередь — пошлину на безвозмездно переходящее имущество. Появился институт податных инспекторов. Будучи в теории приверженцем экономического либерализма, был вынужден на практике проводить протекционистскую политику в условиях кризиса, вызванного последствиями резкого роста военных расходов в период русско-турецкой войны 1877—1878 годов.

При Бунге в России началась подготовка денежной реформы: с осени 1884 года в Государственном банке приступили к накоплению золота из поступлений в уплату таможенных пошлин и за счёт внешних займов.

В 1885 году в Санкт-Петербурге по инициативе министра финансов Н.Х. Бунге был учрежден журнал «Вестник финансов, промышленности и торговли», который прекратил свое существование после февральской революции в России в 1917 году.

Аграрный вопрос

Считал, что многие проблемы российского крестьянства связаны с недостаточным размером их земельных наделов и невозможностью получить долгосрочный кредит для покупки новых земель. Для решения этого вопроса при нём был создан Крестьянский поземельный банк. Был противником искусственной консервации сельской общины, предлагал отменить круговую поруку в деревне (Государственный совет не согласился с этой инициативой). Также в его бытность министром финансов был открыт Дворянский земельный банк, причём Бунге считал, что он должен был выдавать ссуды лишь тем дворянам-землевладельцам, которые сами ведут хозяйство на своей земле (однако Государственный совет снял это ограничение).

Трудовое законодательство

При нём велась работа по изданию фабричного (трудового) законодательства. В 1884 вступил в силу закон, запрещающий труд малолетних на фабриках и регламентирующий продолжительность труда детей и подростков от 12 до 15 лет, которая была ограничена восемью часами (это привело к существенному сокращению числа малолетних рабочих). В 1885 были запрещены ночные работы для подростков в возрасте до 17 лет и женщин на текстильных фабриках. В 1886 были изданы «Правила о надзоре за заведениями фабричной промышленности», в которых ограничивался произвол работодателей в отношении работников (запрещалось расплачиваться с рабочими купонами или в натуральной форме, производить вычеты за долги, регламентировались штрафы и др.), а также усиливались репрессивные меры за участие в стачках и подстрекательство к ним, угрозы в адрес администрации и отказ от работы. За исполнением трудового законодательства следила специально учреждённая в 1882 фабричная инспекция.

Конфликт с правыми и отставка

Деятельность Бунге подвергалась резкой критике со стороны правых сил (их рупором была газета «Московские Ведомости»). Его обвиняли в «непонимании условий русской жизни, доктринёрстве, увлечении тлетворными западноевропейскими теориями». Эти обвинения способствовали его отставке с поста министра финансов и назначению на почётный, но лишённый реального влияния пост председателя Комитета министров.

Загробные заметки

Незадолго до смерти написал политическое завещание, адресовав его императору (оно получило название «Загробные заметки»). В этом документе, подготовленном с умеренно-реформаторских позиций, говорилось о перспективах экономических преобразований в стране, государственном управлении, народном образовании, налогообложении, крестьянском и рабочем законодательстве, национальном вопросе. Был противником крайностей великодержавной политики российской монархии. Отверг аргументы сторонников общины, утверждающих, что она спасает крестьянство от обезземеливания и кулацкой эксплуатации. «Хотя для каждого мыслящего человека должно быть ясным, — писал он, — что и при общинном владении возможно также кулачество, спаивание мира, обирание бедных богатыми и, наоборот, разорение достаточного населения мироедами и гнет мира; хотя обезземеление не есть последствие частной собственности, а, как все признают, — возрастания населения». Критиковал правительство за недостаток внимания к переселенческому вопросу. Позднее некоторые идеи Бунге реализовывались в ходе реформ П. А. Столыпина[4][5].

Труды

  • Теория кредита. — Киев, 1852.
  • Курс статистики. — Киев, 1865; 2-е изд., 1876.
  • Основания политической экономии. — Киев, 1870.
  • Товарные склады и варранты. — Киев, 1871.
  • Полицейское право. — Киев, 1873—1877.
  • Государство и народное образование начальное и профессиональное, то есть ученое, реальное и художественное, в Германии, Англии и Франции: Очерки исслед. Лоренца Штейна: Извлеч. из соч.: Das Elementar und Berufsbildungswesen von L. Stein / Сост. проф. Н. Х. Бунге. — Киев: Унив. тип., 1877.
  • О восстановлении металлического обращения в России. — Киев, 1877.
  • О восстановлении постоянной денежной единицы в России. — Киев, 1878.
  • Государственное счетоводство и финансовая отчетность в Англии. — СПб., 1890.
  • Очерки политико-экономической литературы. — СПб, 1895.
  • Загробные заметки // Река времен (Книга истории и культуры). — М., 1995. Кн. 1.
  • Загробные заметки // Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX — начале XX вв. — СПб.:«Спас — Лики России», 2007[6].

Напишите отзыв о статье "Бунге, Николай Христианович"

Примечания

  1. [mdz10.bib-bvb.de/~db/bsb00000601/images/index.html?seite=67 Genealogisches Handbuch der baltischen Ritterschaften, Estland, Görlitz 1930]
  2. 1 2 [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49726.ln-ru Профиль Николая Христиановича Бунге] на официальном сайте РАН
  3. [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/BUNGE_NIKOLA_HRISTIANOVICH.html Энциклопедия Кругосвет]
  4. [www.strana-oz.ru/2004/1/iz-istorii-perestroyki-perezhivaniya-shestidesyatnika-krestyanoveda Виктор Данилов — Из истории перестройки: переживания шестидесятника-крестьяноведа — Отечественные записки]
  5. [ladim.org/st007.php Данилов В. П. Крестьянская революция в России, 1902 — 1922 гг]
  6. [archive.is/20130126230232/www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=129&n=7 фрагмент]

Литература

  • Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802—1917. Биоблиографический справочник. СПб, 2001. С. 99—105.
  • Степанов В. Л. Н. Х. Бунге: Судьба реформатора. М., 1998.
  • Тебиев Б. К., Калинина Н. Н. Пантеон экономических мыслителей России: Николай Христианович Бунге // Школьный экономический журнал. — 2002. — № 3. — С. 103—111.

Ссылки

  • [archive.kontrakty.ua/gc/2005/28/34-gerojj-svoego-vremeni.html Герой своего времени]
  • [history.machaon.ru/all/number_05/monograph/5/index.html «Н. Х. Бунге: судьба реформатора», Международный исторический журнал, № 5,6,7 за 1999 год](недоступная ссылка с 12-12-2012 (4153 дня) — историякопия)
  • [365-tv.ru Вестник промышленности, бизнеса и финансов]

См. также

Предшественник:
Михаил Рейтерн
Глава правительства России


1887 - 1895

Преемник:
Иван Дурново
Предшественник:
Александр Абаза
Министры финансов России
18811886
Преемник:
Иван Вышнеградский

Отрывок, характеризующий Бунге, Николай Христианович

– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».