Корда, Мария

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария Корда
Corda María
Имя при рождении:

Мария Антония Фаркаш

Дата рождения:

4 мая 1898(1898-05-04)

Место рождения:

Дева, Австро-Венгрия

Дата смерти:

2 февраля 1975(1975-02-02) (76 лет)

Место смерти:

Женева, Швейцария

Профессия:

актриса

Карьера:

19191929

Мария Корда (венг. Corda María, урожд. Мария Антония Фаркаш (венг. Farkas Mária Antónia); 4 мая 1898, Дева — 2 февраля 1975, Женева) — венгерская актриса немого кино. Снималась в Венгрии, Австрии и Германии.



Биография

Мария родилась 4 мая 1898 года в городе Дева в Венгрии. Во время Первой мировой войны играла на сцене театра в Будапеште, а в 1919 году дебютировала в кино и тогда же вышла замуж за венгерского кинорежиссёра Александра Корду. После того, как Венгерская Советская Республика прекратила своё существование, супруги Корда эмигрировали в Австрию и обосновались в Вене. В начале 20-х Мария была очень популярна в Австрии. Её наиболее значительные фильмы той эпохи — «Самсон и Далила» (1922) и «Королева-невольница» (1924). Актриса также приняла участие в итальянском историческом фильме «Последние дни Помпеи» (1926).

В 1926 году вслед за супругом Мария перебралась в Берлин, а спустя год они вдвоем уехали в Голливуд. В Америке актриса особого успеха не имела — она снялась всего в одном фильме (его режиссёром был Александр). Главным препятствием на пути её голливудской карьеры стало наступление эры звукового кино. Мария плохо знала английский и потому не имела никаких шансов пробиться на американские киноэкраны.

Вернувшись в Европу, актриса снялась в нескольких британских и немецких картинах и в 1929 году ушла из кино. В 1930 году произошёл её развод с Александром. Некоторое время она жила в Нью-Йорке, пыталась писать романы, а затем уехала в Швейцарию. 2 февраля 1975 года Мария Корда скончалась в Женеве.

Напишите отзыв о статье "Корда, Мария"

Ссылки

  • [www.cyranos.ch/smcord-e.htm Биография на Cyranos.ch (англ.)]

Отрывок, характеризующий Корда, Мария

В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.