Корпус Зелёных Фонарей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Корпус Зелёных Фонарей
Общая информация
Издатель DC Comics
Дебют Showcase #22 (сентябрь, 1959 год)
Автор(ы) Джон Брум
Джил Кейн
Штаб-квартира планета Оа
Эмоция Воля
Воплощение Ион
Состав
Список Зелёных Фонарей

Корпус Зеленых Фонарей (англ. The Green Lantern Corps) — название вымышленной организации межгалактических сил во вселенной DC Comics. Их задача — патрулировать и защищать самые дальние уголки вселенной DC Universe. Находятся под контролем Стражей Вселенной; бессмертны, базируются на планете Оа. Согласно хронологии комиксов, Корпус существует на протяжении трех миллиардов лет, за время которых претерпел как внутренние, так и внешние конфликты. В настоящее время состоит из более чем 7200 членов, которые обычно называются Зелёными Фонарями и распределены по 3600 секторам. Каждый член Корпуса обладает кольцом силы, которое дает почти безграничные возможности, ограниченные только воображением владельца.[1]





История корпуса

Стражи

Стражи Вселенной — одна из нескольких рас, возникших на планете Мальтус, одна из первых групп разумных существ во Вселенной. Внешне они выглядели как серовато-синие, невысокие существа с черными волосами. Они были учеными, мыслителями, изучали Вселенную и экспериментировали. В один из таких экспериментов, миллиарды лет назад, мальтусианец по имени Крон, смог наблюдать процесс, схожий с тем, что происходил во время зарождения Вселенной. Этот эксперимент вышел из-под контроля, в результате расколов Вселенную и создал другую, противоположную нашей — Вселенную Антиматерии (планету Квард). Виня себя в произошедшем, мальтусиане отправились на планету Оа, в центр Вселенной и стали стражами Вселенной, создав Корпус Зеленых Фонарей. Гораздо позднее они раскололись на две группы — собственно Стражей Вселенной, которые намеревались сдержать зло, и на Контроллеров, которые хотели зло уничтожить, и Контроллеры покинули планету Оа. Женская же часть мальтусианцев отделилась от мужской и стала расой женщин-воинов, известной как Замаронки.

Охотники за головами и беспорядки в секторе 666

В своей первой попытке обеспечить защиту Вселенной от угроз и обеспечить порядок, Стражи Вселенной создали легион роботов, исполняющих функции межгалактической полиции и назвали их Охотники за головами. В течение миллиардов лет они выполняли свою работу, пока не восстали против Стражей, обвинив их в ограничении их прав и рабстве. Восстание обернулось в тысячелетнюю войну, кульминацией которой стала атака на планету Оа, но Стражи сумели одолеть их, лишили власти и отправили на окраины Вселенной, где оставшиеся в живых роботы решили по-своему строить новый порядок во Вселенной и часто мешали и срывали планы Стражей Вселенной.

В серии Green Lantern: Secret Origins выясняется, что в схеме работы Охотников за головами произошел логический сбой, в результате которого они решили, что порядок во Вселенной может быть достигнут только путём полного уничтожения жизни. Они устроили резню в секторе 666, уничтожив миллионы живых существ, выжили только пять из них и примкнули к Охотникам, образовав группу, которую они назвали «Пятая Инверия» («Пятеро выживших», «Пятеро обращенных»). Целью их было отомстить Стражам. Позже этих пятерых отправили в заключение на планету-тюрьму Исмолт, а один из них, Атроцитус, стал лидером Корпуса Красных Фонарей.

Спустя несколько лет после того, как Охотники за головами были повержены после устроенного культа самих себя по всей Вселенной, во время которого они внедряясь на планеты и заменяя их жителей роботами, их отыскал Хэнк Хеншоу — Киборг-Супермен. Он отправился на планету Биот, в сектор 3601 — зону, не покрываемую контролем Корпуса Зелёных Фонарей — и стал их лидером. Он использовал технологии криптонцев, чтобы модернизировать роботов. И Позже они вступили в Корпус Синестро вслед за Хэнком Хеншоу.

Создание корпуса

После провала Охотников за головами как межгалактических полицейских, Стражи Вселенной решили создать новый корпус из живых существ со свободной волей и сильными моральными качествами. Для нового легиона защитников Вселенной, Стражи создали кольца, используя передовые технологии, которые позволяли их владельцу управлять зелёной энергией и создавать любые конструкции, которые смогут сформировать в своем воображении.[1]

Корпус Синестро

Зелёный Фонарь Синестро, мошенник, который вступил в сговор с антагонистом Паралаксом, создал свою собственную версию Корпуса и назвал её Корпус Синестро, в который вербовал существ, способных вызывать ужас и страх. Один из членов, призванных в Корпус Синестро, Амон Сур, сын Абин Сура, держал обиду на Хэла Джордана за то, что его отец выбрал Хэла для того чтобы отдать кольцо, а не его. Вооружившись жёлтым кольцом силы и фонарем, Корпус Синестро напал на планету Оа, убив десятки Зелёных Фонарей, похитив Кайла Райнера и освободив злодеев Параллакса, Супербой-прайма и Киборга из-под контроля Корпуса.[1][2]

В связи с серьёзными потерями, Стражи Вселенной переписали первый из десяти законов в Книге законов Оа, разрешая Зелёным Фонарям использовать оружие против Корпуса Синестро. Позже этот закон был расширен и включал в себя всех врагов Зелёных Фонарей, запрещая, однако, убивать безоружных врагов, что впоследствии сохранило жизнь Амон Суру.[3]

Темнейшая ночь

Повествование сюжетной линии «Темнейшая ночь» (англ. The Blackest Night) строится на пророчестве из Книги Оа, в котором сказано, что семь разноцветных корпусов будут находиться в состоянии войны друг с другом, что впоследствии уничтожит Вселенную.

Вслед за Корпусом Синестро, из Стражей были изгнаны Гатнет и Сайд. Понимая, что пророчество сбудется, они создают голубое кольцо, которое питается от надежды. Остальные Стражи создают Альфа-Фонарей и переписывают законы в надежде не дать пророчеству сбыться. Но во время предсказанной войны предатели среди Стражей заключили оставшихся в тюрьму, многие были убиты и Корпус стал включать в себя только Гая Гарднера, Кайла Райнера и Салаака.

31-й век

В будущем, в мини-серии «Легион трёх миров» (англ. Legion of 3 Worlds), показывается, что планета Мого уже давно мертва, а без неё нет никакой возможности существования колец силы и, таким образом, и Корпуса Зеленых Фонарей. Ронд Видар был последним Зелёным Фонарем, пока не был убит злодеем Супербой-праймом. Содам Ят был последним оставшимся Стражем Вселенной и жил на разрушенной планете Оа. После пособничества Легиона в борьбе с Праймом и его силами, Ят понимает, что ещё может возродить Корпус и посылает кольца по вселенной, чтобы снова набрать Зелёных Фонарей.

Структура

3600 секторов

В составе корпуса более 7200 членов, которые разделены на 3600 секторов, Земля, дом Хэла Джордана и Джона Стюарта, Кайла Райнера и Гая Гарднера, находится в секторе 2814 и из-за густонаселенности сектора имеет несколько Зелёных Фонарей. В том же секторе находится Унгара — родная планета Абин Сура. Можно сделать вывод, что сектор 2814 охватывает Солнечную систему и немного за её пределами. Хотя все основные Фонари сектора 2814 называют Землю домом, проживают они на планете Оа, тренируя там новобранцев Корпуса и занимаясь делами, которые сложны для среднестатистического Зелёного Фонаря. Общее число членов Корпуса включает в себя так же так называемый резерв, которые иногда привлекаются для службы на короткий срок. Список резервных фонарей точно не известен, известно, что Джон Стюарт не был призван во время войны с Некроном, несмотря на её масштабность, в отличие от Гая Гарднера, который был медицински не пригоден на тот момент.[4]

Принципы охраны вверенного сектора подчиняются общей юрисдикции и правилам Корпуса, которые должны соблюдать все Зелёные Фонари, но в случае злоупотребления полномочиями Стражи рассматривают все спорные вопросы на этот счет. Фонари могут быть заменены в случае старости или потери здоровья. В случае смерти одного из Фонарей, его кольцо само находит себе владельца. Разумная планета по имени Мого помогает в этом процессе, помогая новобранцам и кольцам, которые остались без владельца. По этой причине Синестро пытался уничтожить Мого, чтобы заполучить кольца. В редких случаях подобрать владельца кольцу могли Стражи Вселенной.

Каждый новобранец получает кольцо и фонарь для зарядки кольца, с батареей в центре, от которой оно заряжается, и костюм. Внешний вид костюма изначально был един для всех, вне зависимости от рас: зелёный торс и плечи, черные руки и трико, белые перчатки, зелёные ботинки, зелёные маски, закрывающие часть лица, и стилизованный знак Зелёного Фонаря в белом круге на груди. В случае, если надеть форму невозможно, предоставляется альтернатива. К примеру, планета-Фонарь Мого покрыта зелёной листвой. Джек Т. Ченс, гуманоид, отказался надевать форму и носил только знак на лацкане пиджака. Находясь на родных планетах или вне службы Зелёным Фонарям разрешалось не носить костюм. Обучение новобранцев на планете Оа носит не обязательный, факультативный характер, кроме того, старшие Фонари могут быть назначены тренерами и вербовать новобранцев в своих секторах.

Планета Оа

Штаб Корпуса Зелёных Фонарей находится на планете Оа, в центре Вселенной. Оа была уничтожена, когда Хэл Джордан стал Параллаксом, но позже была реконструирована другом Джордана Томасом Калмаку. На планете находится большой зал для собраний Стражей Вселенной, учебные корпуса для новобранцев, тюрьмы для преступников и гробницы умерших Фонарей. Главной частью планеты является Центральная Батарея Силы, главное хранилище «зелёной энергии», которая питает кольца. Так же, Батарея использовалась как тюрьма для особо опасных преступников, таких как Синестро или Параллакс. Стражи создали защитные щиты, ограждающие планету, но они были разрушены в подводящих сериях к сюжетной линии «Темнейшая ночь».

Альфа Фонари

После войны с Корпусом Синестро Стражи создали новое подразделение, именуемое Альфа Фонари. Их сила воли была совмещена с их кольцами силы и фонарями для зарядки, в отличие от Зелёных Фонарей, которые сами контролировали кольцо и не были с ним одним целым. Будикка, Варикс, Кракен, Грин Мэн согласились стать Альфа Фонарями. Джону Стюарту тоже было предложено вступить, но он отклонил предложение. Концепция Альфа Фонарей была придумана писателем Грантом Моррисоном.[6]

События сюжетной линии «Черная ночь» показали, что большинство Альфа Фонарей были завербованы против их воли. Стало известно, что Корпус Альфа Фонарей были разрушен Супербой-праймом, чтобы заманить последнего оставшегося Стража Вселенной Гансета.[7]

Хотя Альфа Фонари были дочерним подразделением Зелёных Фонарей, они давали свою присягу, отличавшуюся от общей:

«И в мирный день, и в ночь войны
Законы чтить вовек должны
Тех, беззаконие кто творит
Настигнут Альфа Фонари»

Оружие

Присяга

Кольцо силы необходимо регулярно заряжать от фонаря, в центре которого находится Батарея Силы зелёной энергии. Первоначально, это требовалось делать каждые 24 часа, но всё чаще и чаще это правило нарушается. Для того, чтобы зарядить кольцо, нужно коснуться им центра фонаря на несколько секунд и произнести присягу (клятву). У каждого Корпуса присяга отличается, существуют так же Зелёные Фонари со своей собственной присягой (к примеру, Медфил, Содам Ят, Рот Лоп Фан), но самой известной стала клятва Хэла Джордана:

«Во тьме ночной, при свете дня
Злу не укрыться от меня.
Те, злые мысли в ком царят
Страшитесь света Фонаря!»

Хэл Джордан

В будущем, многие Зелёные Фонари имели свои собственные клятвы. Например, в Swamp Thing # 61 Медфил, Зелёный Фонарь планеты J586, где доминирующей формой жизни являются живые растения, произносит свою собственную клятву:

«Во тьме лесной иль на поляне папоротниковой
Травинка ни одна не будет, где ей место
И пусть все те, кто свет дневной отвергли
Ступают, но не там, где свет зелёной лампы пал.»

Другой известной и весьма своеобразной клятвой явлется клятва Зелёного Фонаря Джека Ти Ченса:

«Вы, те кто злы, свирепы и убоги,
Я самый отвратительный ублюдок, которого вы когда-либо видели!
Давай сюда, давайте все, развязывайте драку
Я разнесу ващи задницы светом Зелёного Фонаря!
Yowza.[8]»

В «Легионе трёх миров» (англ. «Legion of 3 Worlds»), Содам Ят в 31-м веке, как один из последних Зеленых Фонарей, приносит новую присягу:

«В яркий день, сквозь темную ночь
Иные Корпуса не будут лить свой свет!
Пусть те, кто пытается остановить правду
Горят, как моя сила, как свет Зелёного Фонаря!»

Когда Дак Доджерс становится Зелёным Фонарём в одноименном мультсериале, в первой части эпизода он забывает правильную клятву и сочиняет новую версию:

«В чёрный день или светлейшей ночью
Арбуз, дыня, бла-бла-бла,
Эмм… суеверный и довольно трусливый[9]
Со свободой и справедливостью для всех!»[10]

Библиография

Перечень основных или ограниченных серий комиксов о Корпусе Зелёных Фонарей за всё время выпуска:

  • Tales of the Green Lantern Corps Annual #1 (первый ежегодный выпуск серии Green Lantern (vol. 2))
  • Tales of the Green Lantern Corps (мини-серия из трёх выпусков, май-июль 1981 год)
  • Green Lantern Corps #201-224 (июль 1986 года — май 1988 года, бывшая серия Green Lantern (vol. 2)
  • Annuals #2 (декабрь 1986 года) #3 (август 1987 года)
  • Green Lantern Corps Quarterly #1-8 (ежеквартальная серия с лета 1992 по весну 1994 года)
  • Green Lantern: The New Corps (мини-серия из двух выпусков, 1999 год)
  • Green Lantern Corps: Recharge (ограниченная серия из пяти выпусков ноябрь 2005 года -март 2006 года)
  • Green Lantern Corps (vol. 2) #1 (с августа 2006 по настоящее время)

Напишите отзыв о статье "Корпус Зелёных Фонарей"

Примечания

  1. 1 2 3 Jimenez Phil. The DC Comics Encyclopedia. — Dorling Kindersley, 2008. — P. 149. — ISBN 0-7566-4119-5.
  2. [www.dccomics.com/dcu/graphic_novels/?gn=11322 Sinestro Corps War: Volume 1 softcover], at DC Comics.com
  3. [www.dccomics.com/dcu/graphic_novels/?gn=11743 Sinestro Corps War: Volume 2 softcover], at DC Comics.com
  4. Justice League of America (Volume 3) #28
  5. 1 2 Doomsday Annual #1 (1995)
  6. Phillips, Dan [comics.ign.com/articles/843/843209p1.html ''Green Lantern'' #26 Review]. Comics.ign.com (28 декабря 2007). Проверено 24 мая 2010. [www.webcitation.org/69Rwca6Ol Архивировано из первоисточника 26 июля 2012].
  7. Green Lantern Corps (vol. 2) #52 (сентябрь 2010)
  8. Сленговое выражение, имеющее здесь значение как вульгарное выражение удовольствия или симпатии к чему-либо.
  9. Аллюзия на выражение Бэтмена: „Все преступники трусливы и суеверны, поэтому мой внешний вид должен вселять в них ужас“
  10. Аллюзия на клятву верности флагу США.

Ссылки

  • [comicbookdb.com/team.php?ID=11 Green Lantern Corps] на сайте Comic Book DB
  • [comicbookdb.com/team.php?ID=612 The Corpse] на сайте Comic Book DB
  • [dc.wikia.com/wiki/Green_Lantern_Corps Корпус Зеленых Фонарей] на DC Database
  • [glcorps.dcuguide.com/book2.php The Green Lantern Webpage Great Book of OA]

Отрывок, характеризующий Корпус Зелёных Фонарей

– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!