Косяченко, Григорий Петрович

Григо́рий Петро́вич Косяче́нко
Председатель Государственного планового комитета при Совете Министров СССР
5 марта 1953 года — 29 июня 1953 года
Глава правительства:	Георгий Максимилианович Маленков
Предшественник:	Максим Захарович Сабуров
Преемник:	Максим Захарович Сабуров
Рождение:	24 декабря 1900 (6 января 1901)(1901-01-06) дер. Петропавловка Харьковской губернии (ныне дер. Петровка Луганской области), Российская империя
Смерть:	8 июля 1983(1983-07-08) (82 года) Москва
Партия:	РСДРП(б) с мая 1917 года.
Образование:	Военно-политическая академия им. Толмачева Экономический институт красной профессуры
Учёная степень:	Кандидат экономических наук
Профессия:	экономист
Награды:

Григорий Петрович Косяченко, (6 января 1901 (24 декабря 1900), Петропавловка Харьковской губернии (ныне Петровка Луганской области) — 8 июля 1983, Москва) — советский государственный деятель, председатель Госплана СССР (1953).

Биография

• Член РСДРП(б) с мая 1917
• 1913—1914 — ученик ремесленного училища
• 1914—1915 — рассыльный магазина в Луганске
• 1915—1917 — рабочий Луганского паровозостроительного завода Гартмана: ученик-шишечник, фрезеровщик, токарь по металлу
• 1917—1919 — боец красногвардейского отряда А. Я. Пархоменко, затем, во время немецкой оккупации, участник партизанского отряда им. Ворошилова и луганского партийного подполья
• 1919—1922 — политработник РККА: секретарь партячейки отдела снабжения, политический комиссар отдела снабжения, уполномоченный начальника снабжения, военный комиссар складов отдела снабжения, заведующий хлебопекарней отдела снабжения 42-й стрелковой дивизии Южного фронта.
• 1922—1922 — курсант военно-политических курсов в Новочеркасске
• 1922—1926 — слушатель Военно-политической академии им. Н. Г. Толмачева (Ленинград)
• 1926—1929 — преподаватель Ленинградских военно-политических курсов им. В. И. Ленина
• 1929—1932 — слушатель экономического ИКП
• 1931—1931 — преподаватель Военно-политической школы им. В. И. Ленина
• 1931—1937 — преподаватель, начальник кафедры политэкономии в Военной академии им. М. В. Фрунзе
• 1937—1940 — начальник кафедры политэкономии Военно-политической академии им. В. И. Ленина
• 1940—1940 — член редколлегии газеты «Правда»
• 1940—1949 — заместитель Председателя Госплана СССР
• 1944—1949 — редактор журнала «Плановое хозяйство»
• 1949—1949 — постоянный представитель СССР в СЭВ
• 1949—1953 — первый заместитель Председателя Госплана СССР
• 1953—1953 — Председатель Госплана СССР (март — июнь)
• 1953—1957 — первый заместитель Председателя Госплана СССР
• 1957—1960 — заместитель Министра финансов СССР
• 1960—1970 — директор Научно-исследовательского финансового института Министерства финансов СССР
• С 1970 персональный пенсионер союзного значения

Кандидат экономических наук, профессор. Член ЦРК КПСС в 1952—1961.

Награды

• два ордена Ленина (29.05.1944; ...)
• орден Октябрьской Революции
• орден Красного Знамени
• орден Трудового Красного Знамени (16.01.1981)
• два ордена Красной Звезды (...; 28.10.1967)
• орден «Знак Почета»

Литература

• Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923—1991 гг. Историко-биографический справочник. Сост. В. И. Ивкин. — М., 1999. — ISBN 5-8243-0014-3.

Ссылки

• [knowbysight.info/KKK/05626.asp Биография] в справочнике по истории КПСС

Отрывок, характеризующий Косяченко, Григорий Петрович

Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.