Кохан, Григорий Романович

Григорий Кохан
Григорiй Кохан
Имя при рождении:	Григорий Романович Кохан
Дата рождения:	23 июня 1931(1931-06-23)
Место рождения:	с. Бортков, Тарнопольское воеводство, Польская Республика (ныне Золочевский район, Львовская область, Украина)
Дата смерти:	3 января 2014(2014-01-03) (82 года)
Гражданство:	СССР СССР → Украина Украина
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист
Направление:	социалистический реализм
Награды:

Григо́рий Рома́нович Коха́н (укр. Григорiй Романович Кохан; 23 июня 1931 — 3 января 2014) — советский и украинский кинорежиссёр и сценарист. Народный артист Украины (1998). Лауреат Государственной премии СССР (1978). Лауреат Государственной премии Украины имени Александра Довженко (2011 год).

Биография

Г. Р. Кохан родился 23 июня 1931 года в селе Бортков (ныне Золочевского района Львовской области Украины). Окончил Львовский полиграфический институт (1955) и Высшие режиссёрские курсы (1964). В 1962—1969 годах на Киевской киностудии научно-популярных фильмов. С 1969 года режиссёр Киевской киностудии имени А. П. Довженко. Член КПСС с 1966 года.

Ушел из жизни 3 января 2014 года. Похоронен на Байковом кладбище в Киеве.

Фильмография

Год	Фильм
		Режиссёр	Сценарист	Актёр
1970	Хлеб и соль	✔
1971	Живая вода	✔
1972	Тайник у Красных камней	✔
1974	Рождённая революцией	✔
1981	Ярослав Мудрый	✔	✔
1984	Ускорение	✔	✔
1985	Кармелюк	✔	✔	✔
1987	Цыганка Аза	✔	✔
1990	Война на западном направлении	✔	✔
1991	Бухта смерти	✔
1991	Убить «Шакала»	✔	✔
1993	Стамбульский транзит	✔	✔
1995	Казнённые рассветы	✔	✔	✔
1998	Тупик	✔

Награды и премии

• народный артист Украины (1998)
• заслуженный деятель искусств УССР (1981)
• Государственная премия СССР (1978) — за 10-серийный художественный фильм «Рождённая революцией»
• орден Трудового Красного Знамени (1985)
• Орден «За заслуги» III степени (2001)
• Государственная премия Украины имени Александра Довженко 2011 года — за выдающийся вклад в развитие украинского киноискусства

Литература

• «Кино». Энциклопедический словарь, М., «Советская энциклопедия», 1987

Отрывок, характеризующий Кохан, Григорий Романович

– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…