Кулманов, Бахтигирей Ахметович

Бахтигирей Ахметович Кулманов
Около 1907 г.
Дата рождения:	22 декабря 1857(1857-12-22)
Место рождения:	Астраханская губерния (ныне Атырауская область, Курмангазинский район)
Дата смерти:	1919(1919)
Место смерти:	Жангала
Гражданство:	Российская империя Российская империя Алаш-Орда
Род деятельности:	казахский султан, депутат Государственной думы Российской империи I и II созывов.

Бахтигирей (Бахтыгерей или Бактыгерей) Ахметович Кулманов (22.12.1857, Астраханская губерния (ныне Атырауская область, Курмангазинский район)—1919, Жангала) — казахский султан, общественный деятель, депутат Государственной думы Российской империи I и II созывов.

Биография

Прошёл полный курс обучения на Восточном факультете императорского Санкт-Петербургского университета, работал в штате Астраханского губернатора в должности правителя Камыш-Самарской части.. Титулярный советник.

22 июня 1903 года он был назначен русским советником Временного Совета по управлению Внутренней Киргизской Ордой.

Был дважды избран населением в члены Государственной думы Российской империи в 1906 и 1907 годах.

В 1916 выслан из Астраханской губернии, так как призывал к уклонению местного населения (казахов) от тыловых работ.

На съезде представителей волостных управителей всех частей и округов Внутренней Киргизской Орды в апреле 1917 года был избран комиссаром временного правительства киргизского народа Астраханского края (Букеевской орды). В декабре 1917 был председателем II Всеказахского съезда, образовавшего правительство Алаш-Орды, был его сопредседателем.. В конце 1917 года избран во Всероссийское учредительное собрание в Ордынском избирательном округе.

Отрывок, характеризующий Кулманов, Бахтигирей Ахметович

На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]