Кульджинский договор

Кульджинский договор — торговый пакт между Россией и Китаем, подписанный 25 июля (6 августа по новому стилю) 1851 года в Кульдже. Сближение владений России и цинского Китая в Центральной Азии вызвало необходимость установления здесь официальных взаимоотношений между обоими государствами для решения различных экономических и других вопросов. Однако этому препятствовала политика цинского правительства, опасавшегося потерять своё господство над казахами, киргизами, уйгурами и другими народами Джунгарии и Восточного Туркестана. Успешное выступление русского военного отряда и казахских сарбазов, в результате которого пала крепость Таучубек-опора кокандского Худояр-хана в Семиречье, ускорило подписание договора, заключенного в целях урегулирования вопросов торговли в приграничных районах обоих государств. В соответствии с Кульджинским договором товары обеих сторон взаимно освобождались от уплаты таможенной пошлины. Русские купцы получили право ввозить товары в китайские города Кульджу и Чугучак, торговать там и иметь постоянное подворье (фактории) со складами. В этих же городах были открыты русские консульства, занимавшиеся вопросами русско-китайской торговли. Кульджинский договор территориально разграничивал сферы торгово-экономического влияния России и Китая в Восточном Туркестане. Договор о торговле затрагивал интересы казахского и киргизского населения Семиречья, а впоследствии и города Верного, занимавшихся торговлей и караванным извозом по Кульджинскому тракту, а также русских купцов и переселенцев. Договор способствовал торгово-экономическому развитию края. Учитывая это, царское правительство усилило меры по обеспечению безопасности караванных дорог, проходящих по Семиречью и строительства укрепления Верное.

Источники

• История дипломатии в 5 томах, том 1 стр. Москва, издательство Политической литературы, 1959 год

Отрывок, характеризующий Кульджинский договор

От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.