Советско-китайский договор о ненападении

Советско-китайский договор о ненападении (кит. трад. 中蘇互不侵犯條約, упр. 中苏互不侵犯条约, пиньинь: Zhōng-sū hù bù qīnfàn tiáoyuē) — договор между СССР и Китайской республикой, подписанный в Нанкине 21 августа 1937 года.

Предыстория

Китай разорвал дипломатические отношения с СССР 14 декабря 1927 года после провокационных нападений на советские консульские учреждения на подвластной гоминьдановским властям территории. Длительный разрыв этих отношений стал одним из обстоятельств, позволивший Японии вторгнуться на Северо-Восток Китая. Лишь 12 декабря 1932 года на конференции по разоружению в Женеве состоялся обмен письмами между главой китайской делегации Янь Хуэйцином и наркомом иностранных дел СССР М. М. Литвиновым о восстановлении дипломатических отношений.

Убедившись в двойственности позиции, которую заняли США, Великобритания и Франция в отношении действий Японии, Чан Кайши летом 1934 года направил в Москву с секретной миссией специалиста в области истории международных отношений профессора Цзян Тинфу для проведения зондажа о возможности установления китайско-советского сотрудничества с целью оказания действенного отпора агрессору. 16 октября Цзян Тинфу был принят в Москве заместителем наркома иностранных дел Б.Стомоняковым. Цзян Тинфу поинтересовался, не станет ли препятствием к возобновлению дружественных отношений между СССР и Китаем то, что именно Чан Кайши был инициатором разрыва отношений Китая с Советским Союзом, на что Стомоняков ответил:

При определении наших политических отношений с Китаем сегодняшнего дня, и в частности отношений с Чан Кайши, который играет руководящую роль в Китае, мы, конечно, ни в какой степени не исходили из воспоминаний или чувств, а исходим из общности интересов наших стран и искренне желаем развития и укрепления отношений. Мы относимся к нему как к руководителю дружественной нам страны, с таким же уважением, как и к другому руководителю дружественного государства. Никакие личные моменты, никакие предрассудки не могут неблагоприятно отразиться на этой нашей позиции.

19 октября 1935 года, 19 декабря 1935 года и 22 января 1936 года Чан Кайши в доверительных беседах с послом СССР в Китае Д.Богомоловым обсуждал вопросы прекращения гражданской войны в Китае с целью организации отпора Японии, а также возможность заключения между обеими странами договора о ненападении и торгового договора, по которому Китай получал бы из СССР вооружение.

Между тем, Советский Союз с тревогой следил за действиями Японии, рассматривая его как возможного будущего военного противника. В связи с этим для СССР было выгодно усиление Китая в качестве противника Японии. Поэтому после того, как 7 июля 1937 года началась японо-китайская война, СССР принял окончательное решение, и 21 августа договор между СССР и Китаем был заключён, а 8 сентября зарегистрирован в Лиге Наций.

Содержание договора

СССР и Китайская Республика обязались не использовать силы для разрешения возникающих между ними споров, а в случае, если одна из сторон подвергнется нападению третьей державы — обязались не оказывать помощи агрессору. Договор был заключён сроком на пять лет.

Последствия

Значение договора определялось не его содержанием, а самим фактом его подписания: СССР официально продемонстрировал свою поддержку Китаю, сломав тем самым надежды Японии на его международную изоляцию. После заключения договора СССР выделил Китаю кредит в объёме 50 миллионов долларов США на закупки в Советском Союзе оружия.

Источники

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. Текст советско-китайского договора о ненападении на китайском языке

• С. Л. Тихвинский «Переписка Чан Кайши с И. В. Сталиным и К. Е. Ворошиловым. 1937—1939 годы»// С. Л. Тихвинский «Избранные произведения» (в 5 т.). Т.III «История Китая. 1919—1945» — Москва, «Наука», 2006. ISBN 5-02-034997-6
• А. Д. Воскресенский «Китай и Россия в Евразии. Историческая динамика политических взаимовлияний» — Москва, «Муравей», 2004. ISBN 5-89737-204-7

Отрывок, характеризующий Советско-китайский договор о ненападении

«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.