Лабарум

Лаба́рум (лат. Labarum) — государственное знамя императорского Рима, военный штандарт особого вида. Имел на конце древка монограмму Иисуса Христа (хризму), а на самом полотнище надпись: лат. «Hoc vince» (слав. «Сим победиши», букв. «Этим побеждай»). Впервые введён императором Константином Великим после того, как накануне битвы у Мульвийского моста (312) он по преданию увидел на небе знамение Креста.

Лабарум Константина Великого

Первое упоминание о лабаруме содержится у Лактанция (ум. ок. 320). Согласно этому автору, образ лабарума явился Константину во сне накануне битвы у Мульвийского моста (312). Одновременно он услышал голос, произносящий слова: греч. ἐν τούτῳ νίκα — лат. In hoc signo vinces, то есть «с этим знаком победишь». По настоянию Константина, его солдаты поместили изображение лабарума на своих щитах и на следующий день одержали громкую победу, которая доставила их предводителю императорский трон. Евсевий Кесарийский предлагает несколько другую трактовку событий. В «Церковной истории» он приурочивает первое явление лабарума Константину ко времени его службы в Галлии задолго до битвы у Мульвийского моста. Впоследствии, ссылаясь на устное сообщение самого императора, Евсевий исправил и детализировал свои сведения о лабаруме. Со слов Константина, передаваемых Евсевием, лабарум явился императору перед битвой у Мульвийского моста, когда огромный крест закрыл собой солнце в присутствии всей 40-тысячной римской армии.

Этому соответствует свидетельство дукса Египта Артемия, бывшего очевидцем события и казненного впоследствии Юлианом Отступником: «Ты унизил блаженного Константина и его род, назвав его врагом богов и человеком безумным. Но он был обращен ко Христу от богов ваших, чрез особое призвание свыше. Об этом ты послушай меня, как свидетеля сего события. Когда мы шли на войну против лютого мучителя и кровожадного Максенция, около полудня явился на небе крест, сиявший ярче солнца, и на том кресте звездами были изображены латинские слова, обещавшие Константину победу. Все мы видели тот крест, явившийся на небе, и прочитали написанное на нем. И ныне в войске есть еще много старых воинов, которые хорошо помнят то, что ясно видели своими глазами. Разузнай, если хочешь, и ты увидишь, что я говорю правду.» (Свт. Димитрий Ростовский. Жития святых, т. 2, Октябрь (20 октября ст. с.). Житие св. муч. Артемия. См. также: PG.36.241.21. John of Damascus, Passio Sancti Artemii).

Лабарум после Константина

Ни одного экземпляра лабарума не сохранилось до нашего времени, но судя по изображениям его на разных памятниках, форма знамени в подробностях была разнообразна. Ближайшие преемники Константина сохранили лабарум; император-язычник Юлиан Отступник снял с него монограмму Христа, позже опять восстановленную. По словам историка Сократа Схоластика, первоначальный labarum, как реликвия, хранился, в его время (около 430) в константинопольском дворце, а если верить Феофану, его видели там ещё в IX веке. Носившие лабарум назывались драконариями или векзилиферами.

Лабарум в несколько видоизмененном виде стал известен на Руси под именем Корсунского креста. В средневековом западном христианстве лабарум не имел большого хождения до эпохи Возрождения, когда им заинтересовались художники и исследователи античности. Языковедам не удалось достоверно установить этимологию слова, однако ряд позднейших исследователей разглядел в буквах Р и Х, заключенных в круг, древний языческий символ Солнца. По этой причине протестанты, как правило, не признают лабарум в качестве исконного христианского символа, хотя этот знак встречается и в христианских гробницах 3 в. н. э., то есть задолго до правления Константина.

В двадцатом веке шведский геолог Йенс Ормо выступил с предположением, что увиденный Константином в небе крест был атмосферным явлением, вызванным столкновением Земли с метеоритом, который оставил по себе кратер в Сиренте, Абруццо. Эта гипотеза не нашла поддержки в научной среде.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Литература

• Негин А. Е. Христианская символика в римской армии IV века // Проблемы антиковедения и медиевистики. Вып. 2.: К 30-летию кафедры истории Древнего мира и Средних веков Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского. Н. Новгород, 2006. С. 144—152.

См. также

• Хризма

Ссылки

• Лабарум // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Лабарум

– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.