Лаврентьев, Олег Александрович

Олег Александрович Лаврентьев
Научная сфера:	ядерная физика
Альма-матер:	Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова
Известен как:	самоучка, независимо выдвинувший идею водородной бомбы, а также автор первого в СССР предложения и конструктивного решения задачи управляемого термоядерного синтеза, ускорившего работы в этом направлении.
Награды и премии:

Оле́г Алекса́ндрович Лавре́нтьев (7 июля 1926, Псков — 10 февраля 2011, Харьков) — советский физик, заслуженный деятель науки и техники Украины, доктор физико-математических наук.

Биография

Родился в Пскове, в семье выходцев из крестьян.

Отец, Александр Николаевич, окончил 2 класса церковно-приходской школы, работал делопроизводителем на псковском заводе, мать, Александра Федоровна — 4 класса, медсестра.

Во время войны в возрасте 18 лет пошёл добровольцем на фронт. Участвовал в боях за освобождение Прибалтики (1944—1945), был награждён медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» и «30 лет Советской Армии и Флота». По окончании войны продолжил срочную службу в г. Поронайске на только что освобожденном от японцев Сахалине.

Водородная бомба и управляемый термоядерный синтез

Прочитав в 7 классе (в 1941 году) книгу «Введение в ядерную физику», проявил интерес к этой теме. В воинской части на Сахалине Лаврентьев занимался самообразованием, пользуясь технической библиотекой и вузовскими учебниками. Дополнительно подписался на денежное довольствие сержанта на журнал «Успехи физических наук». В 1948 году командование части поручило Лаврентьеву подготовить лекцию по ядерной физике. Имея несколько свободных дней на подготовку, он заново переосмыслил проблему и написал письмо в ЦК ВКП(б). Из Москвы пришло предписание создать Лаврентьеву условия для работы. В выделенной ему охраняемой комнате он написал свои первые статьи, отосланные в июле 1950 года в отдел тяжелого машиностроения ЦК секретной почтой.

Сахалинская работа Лаврентьева состояла из двух частей. В первой части он предлагал устройство водородной бомбы на основе дейтерида лития. Во второй части своей работы он описывал способ получения электроэнергии в управляемой термоядерной реакции. В рецензии А. Д. Сахарова на его работу были следующие слова:

… Я считаю необходимым детальное обсуждение проекта тов. Лаврентьева. Независимо от результатов обсуждения необходимо уже сейчас отметить творческую инициативу автора.

В 1950 году демобилизованный Лаврентьев приехал в Москву и поступил на физический факультет МГУ. Через несколько месяцев он был вызван к секретарю Специального комитета № 1 при Совете Министров СССР (Спецкомитета) В. А. Махневу, а спустя несколько дней — в Кремль к председателю спецкомитета по атомному и водородному оружию Л. П. Берии.

После встречи с Л. П. Берией Лаврентьеву дали комнату в новом доме и повышенную стипендию. Он получил право на свободное посещение занятий и доставку по требованию научной литературы. Прикрепленным преподавателем математики у студента Лаврентьева был кандидат наук А. А. Самарский (впоследствии — академик и Герой Социалистического Труда).

После открытия в мае 1951 года Государственной программы термоядерных исследований Лаврентьев получил допуск в ЛИПАН (Лабораторию измерительных приборов АН СССР; в настоящее время — Курчатовский институт), где производились исследования в области физики высокотемпературной плазмы под грифом «Совершенно секретно». Там уже проверялись разработки Сахарова и Тамма по термоядерному реактору. Лаврентьев вспоминал:

Для меня это было большой неожиданностью. При встречах со мной Андрей Дмитриевич ни одним словом не обмолвился о своих работах по магнитной термоизоляции плазмы. Тогда я решил, что мы, я и Андрей Дмитриевич Сахаров, пришли к идее изоляции плазмы полем независимо друг от друга, только я выбрал в качестве первого варианта электростатический термоядерный реактор, а он — магнитный.

Впоследствии Лаврентьев был лишён допуска в лабораторию ЛИПАН и был вынужден писать дипломный проект без прохождения практики и без научного руководителя. Однако он получил диплом с отличием на основе уже сделанных им теоретических работ по управляемому термоядерному синтезу.

Весной 1956 года Лаврентьев был направлен в ХФТИ (Харьков, УССР) и представил свой отчет о теории электромагнитных ловушек директору института К. Д. Синельникову. В 1958 году в ХФТИ была сооружена первая электромагнитная ловушка.

Ученый скончался 10 февраля 2011 года на 85 году жизни. Похоронен на кладбище в посёлке Лесное, рядом с женой.

Вопросы приоритета

В августе 2001 года в журнале «Успехи физических наук» было опубликовано личное дело Лаврентьева и его предложение, отправленное с Сахалина 29 июля 1950 года, отзыв рецензента Сахарова и поручения Берии, которые хранились в Архиве Президента Российской Федерации в особой папке под грифом секретности.

Следует отметить, что встречающиеся в СМИ утверждения, что первое предложение использовать дейтерид лития (LiD) в качестве термоядерного горючего и даже сама идея водородной бомбы якобы принадлежат Лаврентьеву, беспочвенны. Первый отчёт Гинзбурга о исследовании дейтерида лития в качестве материала водородной бомбы датирован 2 декабря 1948 года, сама же идея использования LiD как твёрдого резервуара дейтерия, возникшая ещё ранее, была в известной степени тривиальна (и даже неизвестно, кто именно из разработчиков её выдвинул), главной же была идея Гинзбурга использования лития в виде редкого изотопа ⁶Li, поскольку основной по распространённости изотоп ⁷Li подавляет термоядерную реакцию, а ⁶Li, напротив, кроме собственного энерговыделения при захвате нейтрона ⁶Li(n, t)α, создаёт в этой реакции тритий, который интенсивно реагирует с дейтерием с значительно более высоким энерговыходом и эмиссией нейтрона t(d, n)α; таким образом, нейтроны в этой цепочке не теряются. Использование дейтерида лития с обогащённым изотопом ⁶Li было рассмотрено в отчёте Гинзбурга от 3 марта 1949 г.. Предложенные в записке Лаврентьева реакции протона с ⁷Li и дейтрона с ⁶Li (с выходом двух альфа-частиц в обоих случаях) при температурах, достижимых в ядерном взрыве, не идут, поскольку имеют слишком низкое эффективное сечение, что и отмечено в рецензии Сахарова на работу Лаврентьева (1950).

Неоспоримая роль Лаврентьева заключается в первоначальном инициировании работ по управляемому термоядерному синтезу.

Награды

• орден Отечественной войны II степени (1985)
• медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
• медаль «30 лет Советской Армии и Флота»
• другие награды

Литература

• Валентина Гаташ, Харьков « [www.inauka.ru/laureats/article35433 Сверхсекретный физик Лаврентьев]» //Известия науки. 29.08.2003.
• [ufn.ru/ru/articles/2001/8/t/ Предложение О. А. Лаврентьева, отправленное в ЦК ВКП(б) 29 июля 1950 г.]
• Бондаренко Б. Д. «[ufn.ru/ru/articles/2001/8/q/ Роль О. А. Лаврентьева в постановке вопроса и инициировании исследований по управляемому термоядерному синтезу в СССР]» // УФН 171, 886 (2001).

Ссылки

• [video.mail.ru/list/petr7/382/470.html Отец водородной бомбы — Олег Лаврентьев.]

Отрывок, характеризующий Лаврентьев, Олег Александрович

Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.