Лесное (Брянский район)
| Село
Лесное
Показать/скрыть карты
|
Лесное (историческое название — Батого́во) — село в Брянском районе Брянской области, в составе Стекляннорадицкого сельского поселения. Расположено в 6 км к востоку от посёлка Стеклянная Радица. Население — 66 человек (2010).
Железнодорожная платформа (359 км) на линии Брянск—Сухиничи.
История
Батогово — одно из старейших сёл Брянского уезда; впервые упоминается в 1503 году как центр волости, охватывающей территорию нескольких современных районов в южной части нынешней Калужской области. Вероятно, уже в XV—XVI вв. имело свой храм; последнее здание церкви Святителя Николая было построено в 1769 году (не сохранилось).
В XVII веке — владение одновременно многих помещиков (в том числе князя Г. И. Мещерского); с XVIII века начало утрачивать своё значение, стало небольшим селением (именовалось также сельцом, погостом), принадлежащим преимущественно Богдановым (также Казелкиным и др.). С 1906 года работала церковно-приходская школа.
С 1861 по 1924 год — в Супоневской волости, в 1924—1929 гг. в Бежицкой волости, позднее в Брянском районе.
В первой половине XX века входило в Журиничский сельсовет.
В 1899 году, при строительстве железной дороги Брянск—Москва, в 5 км к северо-востоку от села была устроена железнодорожная станция (Батагово), при которой существует одноимённый посёлок. Во избежание путаницы с наименованиями, в 1964 году историческое село Батогово было переименовано в Лесное.
Напишите отзыв о статье "Лесное (Брянский район)"
Литература
- Населённые пункты Брянского края. Энциклопедический словарь. — Изд. 2-е, дополненное и исправленное. — Брянск: Десяточка, 2012. — С. 223-224. — 468 с. — 700 экз. — ISBN 978-5-91877-090-0.
|
Это заготовка статьи по географии Брянской области. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Лесное (Брянский район)
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
