Лига Сеаренсе
Поделись знанием:
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
| Campeonato Cearense de Futebol | |
 | |
| Страна | |
|---|---|
| Основан | |
| Кол-во команд |
10 |
| Выбывание в | |
| Действующий победитель |
Форталеза — 41 титул. |
| Наиболее титулован |
Сеара — 43 титула. |
| Сайт |
[www.futebolcearense.com.br/ futebolcearense.com.br] |
 Сезон 2016 | |
Лига Сеа́ренсе (порт.-браз. Campeonato Cearense de Futebol) — чемпионат штата Сеара по футболу, в котором принимают участие все сильнейшие клубы штата.
Содержание
История
Лига Сеаренсе проводится под эгидой ФСФ — Федерации футбола Сеаренсе (порт.-браз. Federação Cearense de Futebol), основанной 23 марта 1920 года. Согласно рейтингу КБФ, чемпионат штата Сеара на настоящий момент занимает 10-е место по силе в Бразилии.
Первый чемпионат штата прошёл в 1915 году. По некоторым данным в 1914 году состоялось первенство штата, победителем которого стал ФК «Рио-Бранко» из Форталезы, но этот чемпионат не признаётся федерацией футбола штата. C конца 1930-х годов футбол в Сеаре стал профессиональным, но титулы чемпионов штата среди любителей и профессионалов в Лиге Сеаренсе не разделяют.
Исторически в штате доминируют два клуба — «Сеара» и «Форталеза», каждый из которых выиграл более чем по 40 титулов чемпиона штата. Третьим клубом по числу завоёванных титулов является 9-кратный чемпион «Ферровиарио». Единственный случай, когда чемпионом штата стал клуб не из Форталезы, произошёл в 1992 году — тогда Федерация футбола Сеаренсе признала чемпионами сразу четыре клуба, одним из которых была «Икаса» из Жуазейру-ду-Норти. Этот клуб прекратил существование в 1998 году из-за долгов, был возрождён в 2002 году с теми же цветами, почти идентичной эмблемой, выступая на том же стадионе, но ФСФ настаивает на том, что юридически современная «Икаса» не является правопреемником старой «Икасы».
Формат чемпионата многоступенчатый и смешанный. На первом этапе 10 клубов разбиваются на две группы по пять команд. От каждой из них по три продолжают борьбу во втором групповом этапе. По две команды из двух групп выходят в полуфинал турнира. Далее в двухматчевых противостояниях выявляются финалисты чемпионата, которые также дома и в гостях определяют чемпиона штата.
Чемпионы
- 1915 — Сеара
- 1916 — Сеара
- 1917 — Сеара
- 1918 — Сеара
- 1919 — Сеара
- 1920 — Форталеза
- 1921 — Форталеза
- 1922 — Сеара
- 1923 — Форталеза
- 1924 — Форталеза
- 1925 — Сеара
- 1926 — Форталеза
- 1927 — Форталеза
- 1928 — Форталеза
- 1929 — Магуари
- 1930 — Орион[1]
- 1931 — Сеара
- 1932 — Сеара
- 1933 — Форталеза
- 1934 — Форталеза
- 1935 — Америка
- 1936 — Магуари
- 1937 — Форталеза
- 1938 — Форталеза
- 1939 — Сеара
- 1940 — Трамуэйс[2]
- 1941 — Сеара
- 1942 — Сеара
- 1943 — Магуари
- 1944 — Магуари[3]
- 1945 — Ферровиарио
- 1946 — Форталеза
- 1947 — Форталеза
- 1948 — Сеара
- 1949 — Форталеза
- 1950 — Ферровиарио
- 1951 — Сеара
- 1952 — Ферровиарио
- 1953 — Форталеза
- 1954 — Форталеза
- 1955 — Калорос-ду-Ар
- 1956 — Жентиландия[4]
- 1957 — Сеара
- 1958 — Сеара
- 1959 — Форталеза
- 1960 — Форталеза
- 1961 — Сеара
- 1962 — Сеара
- 1963 — Сеара
- 1964 — Форталеза
- 1965 — Форталеза
- 1966 — Америка
- 1967 — Форталеза
- 1968 — Ферровиарио
- 1969 — Форталеза
- 1970 — Ферровиарио
- 1971 — Сеара
- 1972 — Сеара
- 1973 — Форталеза
- 1974 — Форталеза
- 1975 — Сеара
- 1976 — Сеара
- 1977 — Сеара
- 1978 — Сеара
- 1979 — Ферровиарио
- 1980 — Сеара
- 1981 — Сеара
- 1982 — Форталеза
- 1983 — Форталеза
- 1984 — Сеара
- 1985 — Форталеза
- 1986 — Сеара
- 1987 — Форталеза
- 1988 — Ферровиарио
- 1989 — Сеара
- 1990 — Сеара
- 1991 — Форталеза
- 1992 — Сеара, Форталеза, Икаса СК (Жуазейру-ду-Норти)[5], Тирадентес
- 1993 — Сеара
- 1994 — Ферровиарио
- 1995 — Ферровиарио
- 1996 — Сеара
- 1997 — Сеара
- 1998 — Сеара
- 1999 — Сеара
- 2000 — Форталеза
- 2001 — Форталеза
- 2002 — Сеара
- 2003 — Форталеза
- 2004 — Форталеза
- 2005 — Форталеза
- 2006 — Сеара
- 2007 — Форталеза
- 2008 — Форталеза
- 2009 — Форталеза
- 2010 — Форталеза
- 2011 — Сеара
- 2012 — Сеара
- 2013 — Сеара
- 2014 — Сеара
- 2015 — Форталеза
- 2016 — Форталеза
Достижения клубов
Курсивом выделены ныне не функционирующие футбольные клубы. Все клубы, кроме «Икасы», представляют город Форталезу.
- Сеара — 43
- Форталеза — 41
- Ферровиарио — 9
- Магуари — 4
- Америка — 2
- Икаса — 1 (ФСФ не признаёт преемственность современной «Икасы» с исчезнувшим в 1998 году клубом)
- Орион — 1
- Калорос-ду-Ар — 1
- Тирадентес — 1
- Жентиландия — 1
- Трамуэйс — 1
Напишите отзыв о статье "Лига Сеаренсе"
Примечания
- ↑ «Орион» существовал с 1929 по 1932 год.
- ↑ «Трамуэйс» участвовал в чемпионате штата с 1939 по 1941 год, после чего прекратил существование.
- ↑ Спорт клуб «Магуари» (порт. Sport Club Maguari) существовал с 1924 по 1975 год. В 2009 году появился новый клуб, но его название в португальском отличается от старого, хотя на русский язык транскрибируется так же: Спорт клуб «Магуари» (порт. Sport Club Maguary).
- ↑ «Жентиландия» существовала с 1934 по 1968 год.
- ↑ «Икаса» существовала с 1963 по 1998 год. Федерация футбола штата не признаёт современную «Икасу», появившуюся в 2002 году, в качестве правопреемницы старой «Икасы».
Ссылки
- [www.futebolcearense.com.br/ Официальный сайт FCF]
- Julio Bovi Diogo, Natanael Duarte Neto; Carlos Franco. [www.rsssfbrasil.com/tablesae/cecamp.htm Ceará State League - List of Champions] (англ.). Rec.Sport.Soccer Statistics Foundation (8 мая 2016). Проверено 3 июля 2016.
| Футбол в Бразилии |
| Сборные: Главная | Олимпийская |Молодёжная | Юношеская | Женская | Мини-футбол | Пляжный футбол Организации: КБФ | Клуб Тринадцати |
| Клубные национальные соревнования |
|---|
| Турниры: Серия A | Серия B | Серия C | Серия D | Кубок Бразилии | Кубок Нордесте | Кубок Верде
|
| Чемпионаты штатов |
| Сан-Паулу | Рио-де-Жанейро | Риу-Гранди-ду-Сул | Минас-Жерайс | Парана | Пернамбуку | Баия | Гояс | Санта-Катарина | Сеара | Риу-Гранди-ду-Норти |
| Нефункционирующие турниры |
| Кубок чемпионов | Кубок Робертан | Суперкубок Бразилии | Турнир Рио-Сан-Паулу | Чаша Бразилии | Кубок Сул-Минас |
| Молодёжные и женские турниры |
| Чемпионат Бразилии до-20 | Молодёжный Кубок Сан-Паулу (до 21) | Молодёжный Кубок Белу-Оризонти (до 20) | Женский Кубок Бразилии |
Отрывок, характеризующий Лига Сеаренсе
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
