Хеллман, Лилиан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Лилиан Хеллман»)
Перейти к: навигация, поиск
Лилиан Хеллман
Lillian Hellman
Имя при рождении:

Lillian Florence Hellman

Место рождения:

Новый Орлеан, Луизиана

Место смерти:

Тисбури, Массачусетс

Род деятельности:

драматург, писатель,сценарист

Жанр:

драма

Дебют:

«Детский час», 1934

Лилиан Хеллман (англ. Lillian Hellman; 20 июня 1905 года, Новый Орлеан, шт. Луизиана — 30 июня 1984 года, Тисбури, шт. Массачусетс) — американская писательница, сценаристка и драматург.





Биография

Лилиан Хеллман родилась в Новом Орлеане, в еврейской семье. Она окончила Колумбийский университет. Некоторое время занималась журналистикой и театральной критикой, работала редактором в газете New York Herald Tribune. В 1925 году Лилиан вышла замуж за драматурга Артура Кобера (англ. Arthur Kober), брак с которым продлился до 1932 года. В 1930 году Лилиан Хеллман переехала в Голливуд, где стала редактировать сценарии для студии MGM. Там она познакомилась с писателем, автором детективных романов Дэшилом Хэмметом, который оставался её другом и наставником до конца своей жизни.

В 1934 году Лилиан написала свой первый рассказ — «Детский час», который был восторженно принят критикой и читателями. Он рассказывал историю девочки, из мести оболгавшей двух учительниц. По выражению самой писательницы, это была история «не о лесбийских отношениях, а скорее о силе лжи». Рассказ был адаптирован для постановки в театре, а также дважды экранизирован режиссёром Уильямом Уайлером — в 1936 («Эти трое») и 1961 годах («Детский час» с Одри Хепбёрн в главной роли). Большой успех также ожидал следующую пьесу Хеллман — «Лисички», повествовавшую о внутрисемейной ненависти и алчности. Снятый в 1941 году по пьесе одноимённый фильм был номинирован на получение премии Оскар в девяти категориях, не выиграв, однако, ни в одной.

Лилиан Хеллман путешествовала по Испании в разгар гражданской войны. Под впечатлением от увиденного, она написала свою первую антифашистскую пьесу «Стража на Рейне» (1941), за которую была награждена премией ассоциации критиков Нью-Йорка (англ. New York Drama Critics Circle Award). Особую популярность Хеллман снискала в кругах сторонников левых политических сил США. Лилиан никогда не являлась членом Коммунистической партии США, но время от времени принимала участие в акциях и мероприятиях левых и либеральных организаций. В некоторых её пьесах («Стража на Рейне», «The Searching Wind») Хеллман открыто критиковала американское правительство за то, что они не сумели распознать Гитлера и Муссолини на раннем этапе и победить их тогда.

В 1950 году Хеллман была внесена в Чёрный список Голливуда, а в 1952 году она была приглашена на заседание Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Комиссии было известно о том, что давний партнёр Лилиан, Хэммет являлся членом Коммунистической партии. От неё потребовали назвать сообщников и соратников по коммунистической деятельности. Лилиан Хеллман отказалась в резкой форме:

Навредить невинным людям, которых я знаю много лет, с той лишь целью, чтобы спасти себя, кажется мне бесчеловечным, непорядочным и постыдным. Я не могу и не буду подстригать свою совесть в угоду сезонной моде, даже несмотря на то, что уже давно поняла, что являюсь человеком вне политики и политических партий.

— Лилиан Хеллман[1]

В 1940-е и 1950-е годы Лилиан Хеллман продолжала писать пьесы и участвовать в общественной жизни. Тем не менее, к началу 1960-х годов она отошла от драматургии и переключилась на мемуары. В этот период, находясь под впечатлением от студенческого движения, Хеллман начинает преподавать. До последних дней своей жизни она преподавала в различных учебных заведениях, включая Гарвардский и Йельский университеты.

В 1969 году Хеллман опубликовала первый из трёх автобиографических романов, «Незавершённая женщина», о своих социальных, политических и творческих взглядах. Через четыре года вышел роман «Pentimento», а ещё через три — «Время негодяев». Все три романа рассказывают о жизненном и творческом пути сильной женщины, не побоявшейся выступить против правительства, отстаивать свою точку зрения, не теряя собственного достоинства и не поступаясь принципами[2].

Лилиан Хеллман умерла 30 июня 1984 года в Мартас-Винъярд (Массачусетс) в возрасте 79 лет от остановки сердца. Она похоронена на кладбище Chilmark Cemetery в городке Чилмарк (Массачусетс).

Отзывы и критика

  • В предисловии к сборнику американских пьес XX века, составитель так охарактеризовал драматургию Лилиан Хеллман: «элегический психологизм и язвительная афористичность»[3].
  • Некоторые критики обвиняли Лилиан Хеллман в фальсификации событий, описанных в её воспоминаниях[4]. Так, 18 октября 1979 года американская писательница и критик Мэри Маккарти заявила, что «всё, что пишет Хеллман — ложь, включая союзы и предлоги»[5]. В результате Лилиан Хеллман обратилась в суд. Тем не менее в эфире телеканала PBS в январе 1980 года в рамках ток-шоу Дика Каветта (англ. Dick Cavett show) Мэри Маккарти обвинила Лилиан Хеллман в том, что она
… здорово переоцененный плохой писатель, бесчестный писатель, но действительно принадлежащий нашему прошлому

— Мэри Маккарти[6]

Противостояние двух писательниц окончилось со смертью Лилиан Хеллман в 1984 году. Мэри Маккарти умерла пятью годами позже[7].

  • Эту же тему лжи и фальсификации фактов в автобиографии поддержал Юстус Рид Вейнер (англ. Justus Reid Weiner), аналитик и журналист, сотрудник Иерусалимского центра общественных связей (англ. Jerusalem Center for Public Affairs). В своей статье «Лилиан Хеллман: выдуманная автобиография»[8] Вейнер анализирует все три автобиографические книги Хеллман, особое внимание уделяя роману «Pentimento» и его последующей экранизации — кинофильму «Джулия». Эпиграфом к статье автор выбрал знаменитое высказывание Марка Твена «В жизни мне пришлось пройти через множество ужасных событий, некоторые из которых произошли в действительности»[9].

Цитата

Кроссмен: … Всегда ненавидел лжецов, особенно тех, кто лжёт самому себе…
Констанс: …Почти все мы, дорогой мой, лжём самим себе, почти все…

— «Осенний сад», Л. Хеллман

Произведения

Пьесы

  • 1934 — Детский час / The Children’s Hour
  • 1936 — Настанет день / Days To Come
  • 1939 — Лисички / The Little Foxes
  • 1941 — Стража на Рейне / Watch on the Rhine
  • 1944 — Порыв ветра / The Searching Wind
  • 1946 — За лесами / Another Part of the Forest
  • 1949 — Монсеррат / Montserrat
  • 1951 — Осенний сад / The Autumn Garden
  • 1960 — Игрушки на чердаке / Toys in the Attic
  • 1963 — Моя мать, мой отец и я / My Mother, My Father and Me

Сценарии

Мемуары

  • 1969 — Незавершённая женщина: Мемуары / An Unfinished Woman: A Memoir
  • 1973 — Пентименто: Книга портретов / Pentimento: A Book of Portraits
  • 1976 — Время негодяев / Scoundrel Time
  • 1984 — Совместные трапезы: Рецепты и воспоминания / Eating Together: Recipes and Recollections (совместно с Питером Файблменом)

Другое

  • 1957 — Кандида / Candide (либретто)
  • 1963 — Большой налёт / The Big Knockover (предисловие к собранию рассказов Д. Хэммета)
  • 1980 — Может быть / Maybe (роман)

Издания на русском языке

  • Лилиан Хеллман. Пьесы. — Искусство, 1958. — 526 с. — 5000 экз.. В издание вошли пьесы:
    • «Настанет день»
    • «Лисички»
    • «Стража на Рейне»
    • «Порыв ветра»
    • «За лесами»
    • «Осенний сад»

Напишите отзыв о статье "Хеллман, Лилиан"

Литература

  • А. Образцова. Драматургия Лилиан Хеллман // Лилиан Хелман. Пьесы. — Искусство, 1958. — 526 с. — 5000 экз.
  • Джоан Меллен. Хеллман и Хэммет. — Harper Collins, 1996. — двойная биография

Примечания

  1. [www.parisreview.com/media/4463_HELLMAN.pdf Lilian Hellman: The art of theater] (англ.)(недоступная ссылка — история). The Paris Review. Проверено 26 апреля 2010. [web.archive.org/20060319013050/www.parisreview.com/media/4463_HELLMAN.pdf Архивировано из первоисточника 19 марта 2006].
  2. [www.pbs.org/wnet/americanmasters/episodes/lillian-hellman/about-lillian-hellman/628/ About Lillian Hellman]. PBS: American Masters (30 декабря 2001). Проверено 26 апреля 2010. [www.webcitation.org/679lB0iza Архивировано из первоисточника 24 апреля 2012].
  3. Г.П. Злобин. Предисловие // Three American Plays. — Прогресс, 1972. — С. 5. — 382 с.
  4. Jone Johnson Lewis. [womenshistory.about.com/od/writers20th/p/lillian_hellman.htm Lillian Hellman] (англ.). Women's History. Проверено 26 апреля 2010. [www.webcitation.org/679lBcgvL Архивировано из первоисточника 24 апреля 2012].
  5. «Every word [Hellman] writes is a lie, including and and the»
  6. [scandalouswoman.blogspot.com/2008/08/uncivil-wars-lillian-hellman-vs-mary.html Uncivil Wars: Lillian Hellman vs Mary McCarthy] (англ.). Scandalous Women (12 августа 2008). Проверено 26 апреля 2010. [www.webcitation.org/679lC5h02 Архивировано из первоисточника 24 апреля 2012].
  7. Hank Willow. [www.hollywoodinvestigator.com/2002/minds.htm Contentious minds: New play pits Stalinist Lilian Hellman vs. Mary McCarthy] (англ.). «Hollywood Investigator» (7 марта 2002 года). Проверено 26 апреля 2010. [www.webcitation.org/679lHzKeR Архивировано из первоисточника 24 апреля 2012].
  8. Justus Reid Weiner [www.springerlink.com/content/4138jn6j1601635x/ Lillian Hellman: The fiction of autobiography] // Gender Issues. — Springer New York, декабрь 2003. — Вып. 21. — № 1.
  9. I have been through some terrible things in my life, some of which actually happened.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хеллман, Лилиан

– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…