Лянцкоронский, Николай
| Николай Лянцкоронский польск. Mikołaj Lanckoroński z Brzezia <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1440 — 1462 | ||
| Предшественник: | Ян Олесницкий | |
| Преемник: | Ян Рытвянский | |
| Смерть: | 1462 | |
| Род: | Лянцкоронские | |
| Отец: | Збигнев из Бжезья | |
| Супруга: | Фелиция Лис | |
| Дети: | Станислав, Ян и Ядвига | |
Николай Лянцкоронский из Бжезья (ум. 1462) — польский шляхтич (дворянин), маршалок великий коронный (1440—1462).
Содержание
Биография
Представитель польского шляхетского рода Лянцкоронских герба «Задора». Старший сын маршалка великого коронного Збигнева из Бжезья (1360—1425). Младший брат — маршалок надворный коронный Ян Лянцкоронский из Бжезья и Влодислава (ум. 1451).
В 1435—1436 годах — подстолий краковский. Также носил титулы старосты новы-корчинский и вислицкий.
Был доверенным лицом польского короля Владислава Ягелло, в 1428 году участвовал в военном походе великого князя литовского Витовта на Великий Новгород. После смерти короля Ягелло Николай Лянцкоронский присоединился к гуситскому лагерю Спытко из Мельштына, подписал в Новы-Корчине акт конфедерации под предводительством Спытко.
С 1440 года Николай Лянцкоронский носил должность маршалка надворного коронного.
Семья и дети
Жена — Фелиция из Лис (ум. 31 мая 1457). Их дети:
- Станислав «Маршалкович» из Бжезья и Ланцкороны (ум. 1489), маршалок надворный коронный (1479—1489)
- Ян «Маршалкович» мз Бжезья и Ланцкороны (ум. после 1492), бездетен
- Ядвига, муж — Иордан из Заклижина
Напишите отзыв о статье "Лянцкоронский, Николай"
Ссылки
- [mariusz.eu.pn/genealogia/rody/lanckoronscy01.html#C1 Lanckorońscy (01)] (польск.).
- [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:395962 Миколай (Николай) из Бжезья, Ланцкорони и Влодислава (Ланцкоронский)]
Источники
- «Herbarz Polski» Adama Bonieckiego (tom XIII, str. 331)
- «Polski Słownik Biograficzny» (tom 16, str. 446)
Отрывок, характеризующий Лянцкоронский, Николай
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
