Максумов, Акбар Нусратуллаевич
Поделись знанием:
В 1965 году А. Н. Максумов успешно защищает диссертацию на соискание учёной степени доктора сельскохозяйственных наук. В возрасте 37 лет его назначают министром сельского хозяйства Таджикской ССР:
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.
Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
| Акбар Нусратуллаевич Максумов | ||||||
 | ||||||
| Дата рождения: | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения: | ||||||
| Дата смерти: |
20 сентября 2001 (73 года) | |||||
| Место смерти: | ||||||
| Страна: | ||||||
| Научная сфера: | ||||||
| Место работы: |
Орджоникидзеабадский районный отдел сельского хозяйства, МТС им C. Орджоникидзе г. Орджоникидзеабада, Таджикская государственная селекционно-опытная станция, Таджикский НИИ земледелия АН Таджикской ССР, Таджикский НИИ сельского хозяйства, АН Таджикской ССР, Министерство сельского хозяйства Таджикской ССР, Совет Министров Таджикской ССР, Государственный агропромышленный комитет Таджикской ССР, Таджикский Ордена Трудового Красного Знамени Института ботаники АН Таджикской ССР, Академия наук Республики Таджикистан | |||||
| Учёная степень: | ||||||
| Учёное звание: | ||||||
| Альма-матер: | ||||||
| Награды и премии: |
  Орден «Дусти» | |||||
Акбар Нусратуллаевич Максумов тадж. Акбар Нусратуллоевич Лутфуллоев (2 мая 1928, Коканд, Узбекская ССР, СССР — 20 сентября 2001, Республика Таджикистан) — советский, таджикский учёный, общественный и государственный деятель, специалист в области земледелие, растениеводство, член-корреспондент, член Президиума АН Таджикской ССР, Главный учёный секретарь Президиума АН Таджикской ССР (1962), доктор сельскохозяйственных наук (1965), министр сельского хозяйства Таджикской ССР (1965-1967), академик АН Таджикской ССР (1968), Вице-президент АН Таджикской ССР (1971-1975), зам председателя Совета Министров Таджикской ССР (1975-1986), первый зам председателя Совета Министров Таджикской ССР, одновременно председатель Государственного агропромышленного комитета Таджикской ССР (1986-1988), директор Ордена Трудового Красного Знамени Института ботаники АН Таджикской ССР (1988-1991), академик ВАСХНИЛ (1991). Советник Президиума Академии наук Республики Таджикистан (1994-2001), избирался членом ЦК КП Таджикистана на XVI, XVII, XVIII, XIX и XX съездах Коммунистической партии Таджикистана, награжден орденом Октябрьской Революции (1976), двумя орденами Трудового Красного Знамени (1971, 1981), орденом «Знак Почёта» (1965), Медалью "За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина" (1970), «Заслуженный деятель науки Таджикской ССР» (1964), Лауреат Государственной премии имени Абуали ибн-Сино в области науки (1967)[1][2][3][5][4][6][7].
Содержание
Биография
Акбар Нусратуллаевич Максумов тадж. Акбар Нусратуллоевич Лутфуллоев родился 2 мая 1928 года в г. Коканде, Ферганский округ — Узбекская ССР. Вскоре после его рождения их семья переехала в Душанбе Таджикскую ССР, где в 1944 году в возрасте всего лишь 16-ти лет поступил в Таджикский сельскохозяйственный институт, который окончил в 1948 году, получив специальность агронома-полевода[5]. Был направлен на работу в Орджоникидзеабадский район в качестве агронома по техническим культурам районного отдела сельского хозяйства, затем работал участковым МТС им C. Орджоникидзе, (г. Орджоникидзеабад) (1948-1950), а в 1950 году старшим агрономом МТС им. В. П. Чкалова в том же районе[5]. Затем младшим и старшим научным сотрудником, зав. отделом Таджикской государственной селекционно-опытной станции (1951-1956). Зав отделом Таджикского НИИ земледелия АН ТаджССР (1956-1959), зам директора Таджикского НИИ земледелия АН ТаджССР (1959-1961), директором Таджикского НИИ сельского хозяйства (ТНИИСХ) АН ТаджССР (1961-1962), где он провёл ряд исследований, направленных на решение актуальных вопросов богарного земледелия.
В 1957 году А. Н. Максумовым была защищена диссертация на соискание учёной степени кандидата сельскохозяйственных наук, а в 1959 году ему было присвоено учёное звание старшего научного сотрудника. В этом же году он стал членом КПСС[1][2][3][5][6][7].
В мае 1962 года А. Н. Максумов был избран член-корреспондентом и членом Президиума АН ТаджССР и до 1965 года занимал должность Главного учёного секретаря Президиума Академии наук Таджикской ССР:
За развитие исследований, активную работу по организации сельскохозяйственной науки в Таджикистане А. Н. Максумову в 1964 г. было присвоено почетное звание «Заслуженный деятель науки Таджикской ССР»."К началу 60-х гг. Максумов завоевал безусловный научный авторитет в своей области и крупного организатора науки. На тот период времени высшей формой признания его в первом качестве было избрание в члены-корреспонденты АН Таджикской ССР, а во втором – избрание членом Президиума Академии наук и её главным ученым секретарём. Произошло всё это в 1962г., всего лишь через одиннадцать лет после прихода в науку"[5].
В 1965 году А. Н. Максумов успешно защищает диссертацию на соискание учёной степени доктора сельскохозяйственных наук. В возрасте 37 лет его назначают министром сельского хозяйства Таджикской ССР:
В Министерство А. Максумов пришёл с тремя крупными проектами: 1 - проект введения в производственный оборот возможно больших площадей под богарное земледелие. Перевод на них культур, под возделывание которых раньше отводились орошаемые земли, позволял расширить посевы хлопка. 2 - проект круглогодичного использования орошаемых земель, отводимых под производство хлопка, суть проекта заключалась в использовании посевов промежуточных культур, которые позволяли, во-первых, устранить те негативные явления в хлопководстве, которые были ими перечислены, и, во-вторых, стать дополнительным источником кормов для животноводства, испытывавшего острый их дефицит. 3 - проект поднятия экономики хозяйств горных районов за счёт внедрения новых культур, в частности, развития табаководства. Все действия и шаги, необходимые для реализации этих проектов, были тщательно, до деталей, просчитаны Максумовым А.Н. за предшествующие 14 лет интенсивной научной и научно-прикладной работы[5].
В 1965 г. завершилась публикация его фундаментальной двухтомной работы «Основы богарного земледелия в Таджикистане», за которую в 1967 г. ему была присуждена только что учреждённая Государственная премия Таджикской ССР имени Абуали ибн-Сино в области науки и техники.
В 1968 году А. Н. Максумов был избран академиком АН Таджикской ССР, членом-корреспондентом ВАСХНИЛ (1967), академиком ВАСХНИЛ (1991)[1][2][3][5][4][6][7].
В апреле 1971 года он был избран Вице-президентом АН Таджикской ССР. Зам председателя Совета Министров Таджикской ССР (1975-1986), первый зам председателя Совета Министров Таджикской ССР – председатель Государственного агропромышленного комитета Таджикской ССР (1986-1988). Директор Ордена Трудового Красного Знамени Института ботаники АН Таджикской ССР (1988-1991). В 1994 году был избран академиком Таджикской Академии сельскохозяйственных наук. Советник Президиума АН Республики Таджикистан (1994-2001)[1][2][3][5][4][6][7].
Скончался 20 сентября 2001 года в г. Душанбе, Республика Таджикистан, похоронен там же[5][4].
Общественная работа
- делегат XIV, XV, XVI, XVII, XVIII, XIX и XX съездов Коммунистической партии Таджикистана.
- член Ревизионной комиссии ЦК КП Таджикистана (избирался в состав ревизионной комиссии XIV и XV съездах Коммунистической партии Таджикистана).
- член ЦК Компартии Таджикистана на XVI, XVII, XVIII, XIX и XX съездах Коммунистической партии Таджикистана
- кандидат в члены бюро ЦК Компартии Таджикистана на XX съезде.
- делегат XXVII съезда КПСС
- депутат Верховного Совета Таджикской ССР VII, VIII, IX, X и XI созывов (Верховным Советом VIII созыва утверждался председателем Комиссии по охране природы)[2][3].
Награды и звания
- Орден Октябрьской Революции (1976),
- два ордена Трудового Красного Знамени (1971, 1981),
- Орден «Знак Почёта» (1965),
- Медалью "За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина" (1970),
- Золотая медаль ВДНХ «За успехи в народном хозяйстве СССР» (1976; 1978; 1982),
- Серебряная медаль ВДНХ (1980),
- Звание «Заслуженный деятель науки Таджикской ССР» (1964),
- Лауреат Государственной премии имени Абуали ибн-Сино (1967),
- Орден «Дусти» (1998).
Награжден Почётными грамотами Президиума Верховного Совета Таджикской ССР[1][2][3].
Семья
- Отец — Максум, Нусратулло (Лутфула́ев) тадж. Нусратулло Лутфуллоев , известный как Нусратулло-Махсум (1881-1937) — советский, таджикский партийный и государственный деятель.
- Мать — Максум, Халимахон тадж. Махсумова Халимахон (1896-1979)
Сестры:
- Лутфуллоева Хайриниссо (1910-1978)
- Максумова Хосият (1925- 2007) — работала директором пед училища[8] (ныне Педагогический колледж имени Хосият Махсумовой[9]).
Братья:
- Лутфуллоев Мунаваршо (1911-1998) — работал в селекционной станции Таджикского научно-исследовательского института земледелия.
- Лутфуллоев Анваршо (1918-1941) — служил в красной армии, умер от ран в госпитале г. Энгельс, похоронен там же в братской могиле.
- Максумов, Музафар Нусратуллаевич (1937-2013) — советский таджикский ученый-астрофизик, доктор физико-математических наук, выпускник физического факультета Московского государственного университета (1961), директор Института астрофизики АН РТ (1977—1992), член-корреспондент АН РТ (1993), зав отделом структуры и динамики звездных систем Института астрофизики АН РТ (1970—2010).
Жена: Максумова урожденная Хамидова Раиса Рашидовна (р. 1935) — бывшая учительница математики средней школы № 10 г. Душанбе.
Дочери Матлюба (р. 1957) и Фируза (р. 1971). Сыновья Азим (р. 1958) и Ахрор (1960).
Внуки: Умеда, Шараф, Фарход, Фахриддин, Насиба, Сабохат, Гулнора, Адолат, Назокат, Хасан и Хусейн.
[8][9]
Память
- Документальный фильм «Ватан ва фарзандон» (2002 [youtube.com/watch?v=MM5MfZkbZIk видеоматериал 1] [youtube.com/watch?v=KrJJ7beML-M видеоматериал 2] ).
- [www.toptj.com/m/news/2008/05/06/80_let_so_dnya_rozhdeniya_akademika_akbara_makhsumova Научная сессия АН РТ, посвящённая 80-летию со дня рождения академика Акбара Нусратуллаевича Махсумова] ИА "ХОВАР"
- [agroinform.tj/index.php?option=com_content&view=article&id=1971%3Apamjati-tadzhikskogo-uchjonogo-posvjaschaetsja&catid=3%3Anovosti-agro-projects-i-meropriyatiya&Itemid=78&lang=ru ПАМЯТИ ТАДЖИКСКОГО УЧЁНОГО ПОСВЯЩАЕТСЯ. Министерство сельского хозяйства РТ торжественное собрание по случаю 85-летия со дня рождения учёного – селекционера Максумова А. Н.] Agroinform.tj
- [www.edurus.ru/edunauka/selskoehozyaistvo/220020.htm#.V-1f3fmLTIU МАКСУМОВ Акбар Нусратуллаевич. Годы жизни 02.05.1928–20.09.2001. Академик ВАСХНИЛ (1991). Видный ученый в области общего земледелия] ВУЗ России EduRUS.ru
- [vecherka.tj/wp-content/uploads/2014/03/Pereimenovanny-e-ulitsy-na-5polosu.pdf Имя академика А. Н. Махсумова носит улица в Душанбе] Vecherka.tj
Избранные сочинения
- Максумов А. Н. 1 Агроэкологические особенности богарного земледелия Таджикистана и смежных областей Средней Азии // [search.rsl.ru/ru/record/01005604458 Основные проблемы богарного земледелия Таджикистана] / Под ред. д-ра с.-х. наук Л. П. Синьковского; АН ТаджССР. Таджикский научно-исслед. институт сел. хозяйства. — Душанбе: Академия наук Таджикской ССР, 1964. — Т. 1. — 257 с. — 1600 экз.
- Максумов А. Н. 2 Результаты разработки агрокомплексов и системы ведения богарного земледелия в Таджикистане // [search.rsl.ru/ru/record/01005604458 Основные проблемы богарного земледелия Таджикистана] / Под ред. д-ра с.-х. наук Л. П. Синьковского; АН ТаджССР. Таджикский научно-исслед. институт сел. хозяйства. — Душанбе: Академия наук Таджикской ССР, 1965. — Т. 2. — 452 с. — 2000 экз.
- Максумов А. Н. [cyberleninka.ru/article/n/novyy-vektor-sotrudnichestva-tadzhikistana-i-rossii-v-oblasti-migratsii-upravlencheskiy-aspekt Дэн Сяопин — человек XX столетия (штрихи к политическому портрету)] / С. Ш. Мирзошоев. — Душанбе: Ирфон, 1999. — 76 с. — 1000 экз. — ISBN 5-667-00097-5. (Посвящаю 50–летию провозглашения Китайской Народной Республики)
Напишите отзыв о статье "Максумов, Акбар Нусратуллаевич"
Литература
- Максумов Акбар Нусратуллаевич: Бабий Т. П., Коханова Л. Л., Костюк Г. Г. и др. Биологи: Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1984. — С. 396—397:
"Основные научные исследования посвящены аридному земледелию. Разработал теоретические основы круглогодичного использования пашни в хлопкосеющей зоне, возделывания культуры табака в горных и высокогорных районах Таджикской ССР, предложил способы получения семян люцерны в условиях богары. Выполнил ряд важных исследований по генетической обусловленности рас возбудителя вилта хлопчатника и созданию их генофонда."
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [anrt.tj/index.php/ru/chleny-an-rt/personalnyj-sostav-s-1951-goda/dejstvitelnye-chleny-an-rt Максумов Акбар Нусратуллаевич (1928 – 2001)]. Действительные члены Академии наук РТ с 1951 г.. Проверено 26 сентября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [primo.nlr.ru/primo_library/libweb/action/display.do?tabs=detailsTab&ct=display&fn=search&doc=07NLR_LMS008379065&indx=1&recIds=07NLR_LMS008379065&recIdxs=0&elementId=0&renderMode=poppedOut&displayMode=full&frbrVersion=&frbg=&&dscnt=0&scp.scps=scope%3A%2807NLR%29&mode=Basic&vid=07NLR_VU1&srt=rank&tab=default_tab&vl(freeText0)=%D0%90%D0%BA%D0%B1%D0%B0%D1%80%20%D0%9D%D1%83%D1%81%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%83%D0%BB%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87%20%D0%9C%D0%B0%D0%BA%D1%81%D1%83%D0%BC%D0%BE%D0%B2%20&dum=true&dstmp=1474888904764 Максумов Акбар Нусратуллаевич]. Российская национальная библиотека. Проверено 26 сентября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [books.google.com.tj/books/about/Akbar_Nusratullaevich_Maksumov.html?id=EtojAQAAMAAJ&redir_esc=y Akbar Nusratullaevich Maksumov] = Максумов Акбар Нусратуллаевич / Li︠u︡bovʹ Aleksandrovna Balueva, Khurshed Khilolovich Karimov, Vladimir Nikolaevich Litvinov, M. F. Sharipova, M. R. Rajabova, Kitobkhonai ilmii markazī ba nomi Indira Gandi. — University of Chicago. — Dushanbe: Donish, 1989. — 62 p. — 290 copies = экз. Оцифровано 16 июня 2011
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.cnshb.ru/AKDiL/akad/base/RM/000057.shtm МАКСУМОВ Акбар Нусратуллаевич]. Биографическая энциклопедия РАСХН, ВАСХНИЛ. Проверено 26 сентября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [old.news.tj/tj/node/143060 Академик Максумов: рубежи и годы]. Медиа группа «ASIA-Plus» (Душанбе, Таджикистан). Проверено 27 сентября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 [persons-info.com/persons/MAKSUMOV_Akbar_Nusratulaevich МАКСУМОВ Акбар Нусратулаевич]. Досье личности. Проверено 26 сентября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 [100v.com.ua/ru/Maksumov-Akbar-Nusratulaevich-person Максумов Акбар Нусратулаевич]. Знаменитые, великие, гениальные люди. Самое интересное о них!.. Проверено 2 октября 2016.
- ↑ 1 2 [www.omuzgor-news.tj/?p=5815 Дочь героя = Духтари қаҳрамон]. Omuzgor-news.tj. Проверено 3 октября 2016.
- ↑ 1 2 [www.tgpu.tj/index.php?option=com_content&view=article&id=206:2014-05-30-10-03-19&lang=ru&Itemid=0 Колледж назван имени Хосият Махсумова = Коллеҷ номи Хосият Махсумоваро гирифт]. Таджикский Государственный Педагогический университет имени Садриддина Айни. Проверено 3 октября 2016.
Ссылки
- [persons-info.com/persons/MAKSUMOV_Akbar_Nusratulaevich Биографические сведения].
- [100v.com.ua/ru/Maksumov-Akbar-Nusratulaevich-person Знаменитые, великие, гениальные люди].
- [www.liveinternet.ru/users/kakula/post389962156 Дата рождения с биографией на сайте Liveinternet].
- [gatchina3000.ru/great-soviet-encyclopedia/bse/108/419.htm А. Н. Максумов: Российские универсальные энциклопедии Брокгауз-Ефрон и Большая Советская Энциклопедия]
- [www.domostroymedia.ru/articles/nerabochee_nastroenie/7241/ Азим Акбарович Максумов о своих предках, апрель 2014 г.]
Отрывок, характеризующий Максумов, Акбар Нусратуллаевич
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.
Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Категории:
- Родившиеся 2 мая
- Родившиеся в 1928 году
- Умершие 20 сентября
- Умершие в 2001 году
- Доктора сельскохозяйственных наук
- Академики ВАСХНИЛ
- Кавалеры ордена Октябрьской Революции
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Награждённые золотой медалью ВДНХ
- Награждённые серебряной медалью ВДНХ
- Персоналии по алфавиту
- Учёные по алфавиту
- Родившиеся в Коканде
- Умершие в Душанбе
- Похороненные в Душанбе
- Персоналии:Душанбе
- Персоналии:Таджикская ССР
- Выпускники Таджикского аграрного университета
- Члены КПСС
- Учёные Таджикистана
- Учёные Таджикского аграрного университета
- Члены-корреспонденты
- Заслуженные деятели науки Таджикской ССР
- Лауреаты Государственной премии имени Абуали ибн Сино
- Кавалеры таджикского ордена Дружбы
- Члены-корреспонденты ВАСХНИЛ
- Растениеводы по алфавиту
- Растениеводы Таджикистана
- Политики СССР
- Политики Таджикской ССР
- Растениеводы СССР
- Растениеводы ХХ века
- Академики АН Таджикской ССР
- Министры сельского хозяйства Таджикской ССР
- Министры Таджикской ССР
