Мацон, Юлий Иванович

Юлий Фердинанд Иванович Мацон
	Юлий Фердинанд Иванович Мацон
Дата рождения:	22 апреля 1817
Место рождения:	Рига, Лифляндская губерния, Российская империя
Дата смерти:	20 декабря 1885 (68 лет)
Место смерти:	Киев, Российская империя
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	патологическая анатомия
Место работы:	Университет Святого Владимира
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Дерптский университет

Ю́лий Фердина́нд Ива́нович Мацо́н (22 апреля 1817, Рига — 20 декабря 1885, Киев) — русский патолог и врач-терапевт, ординарный профессор на кафедре патологии и патологической анатомии Университета Святого Владимира, первый директор Александровской больницы (1875—1885), тайный советник.

Образование

Юлий Мацон (Julius Ferdinand Mazonn) родился в Риге в немецкой семье мещанского происхождения. Начальное образование получил дома, среднее образование в Дерптской гимназии (1829—1836).

В 1838 году Юлий Мацон поступил в Дерптский (сейчас Тартуский) университет на медицинский факультет, где обучался в числе казённокоштных воспитанников. Юлий Мацон изучал патологическую анатомию у профессора Александра Фридриха Хюка (Alexander Friedrich Hueck, 1802—1842), физиологию и патологию у профессора Альфреда Вильгельма Фолькманна ([en.wikipedia.org/wiki/Alfred_Wilhelm_Volkmann Alfred Wilhelm Volkmann], 1800—1857). Сдав экзамен 28 января 1843 года, был удостоен степени лекаря 1-го класса.

Практическая и научная деятельность

15 августа 1843 года Мацона Юлия Фердинанда назначили исполнять обязанности городского врача в городе Сквира Киевской губернии. В 1844-м году молодой специалист по собственной инициативе переводится на вакансию врача при Доме умалишенных Киевского приказа общественного призрения, где он проработал до 1853 года. В 1848 году за представлением кабинета Его Императорского Величества 6-го ноября определен на должность врача в императорскую Киево-Межигорскую фаянсовую фабрику, где Мацон работал по совместительству до 1855 г.

Доктор Мацон Юлий Фердинанд занимался также клинической медициной и патологической анатомией - исследовал патологоанатомическим методом трупы больных, умерших от Брайтовой болезни (нефрит) в первой стадии расстройства почек. 15 мая 1850 года Мацон Юлий Фердинанд защитил самостоятельно подготовленную диссертацию «De primo gradu degenerationis renum in morbo Brightü Comentatio pathologico-anatomica». Медицинский факультет удостоил Мацона Юлия Фердинанда ученой степени доктора медицины. В 1852 году доктор был определен по конкурсу адъюнктом на кафедру частной патологии и терапии в Университет Святого Владимира. С 1854 года на Мацона возложено временное преподавание общей патологии и патологической анатомии с утверждением в звании экстраординарного профессора. В 1858 году Мацона утверждают ординарным профессором на кафедру патологии и патологической анатомии Университета Святого Владимира.

Кафедра патологии и патологической анатомии содержалась в здании Анатомического театра Университета Святого Владимира (ул. Кадетская). В первый же год функционирования кафедры профессор Мацон приобрел микроскоп французской фирмы «Oberchanber». Таким образом, в Киеве впервые в обучении студентов и в научных исследованиях был применен микроскоп.

Профессор Мацон преподавал патологическую физиологию, патологическую анатомию, патологическую гистологию студентам 3-6-го семестров в анатомическом театре, и патологическую казуистику студентам 9-го и 10-го семестров в прозекторской Киевского военного госпиталя, а также упражнял студентов в патолого-гистологических исследованиях. В обучении профессор Мацон, прежде всего, уделял внимание аутопсиям, студент должен был все видеть своими глазами.

Профессор Мацон в 1855 - 1856 годах и в течение всего 1865 года заведовал госпитальной терапевтической клиникой; в 1865 - 1866 академическом году преподавал специальную патологию и терапию. Медицинский факультет в 1868 - 1870 годах поручил профессору Мацону обязанность декана. Мацон Юлий Фердинанд после введения «Университетского устава 1863 года», отказался от частной практики, чтобы заняться наукой и преподаванием.

Общественная деятельность

В 1870 профессора Мацона избрали почетным членом «Общества Архангельских врачей» и член-корреспондентом «Императорского Виленского медицинского общества», а в 1881 году почетным членом «Общества киевских врачей». Профессор Мацон был видным и почтенным общественным деятелем. В 1870 - 1883 годах занимал должность главы «Киевского отделения общества Красного Креста», в 1871 - 1875 годах (по совместительству) - пост главы «Киевской городской санитарной комиссии». Мацон активно участвовал в организации и строительстве Александровской больницы и был первым её директором (1875 - 1885 г.г.).

Место захоронения

Мацон Юлий Фердинанд похоронен в Киеве, на Байковом кладбище в лютеранской части. Скульптурное изображение, которое сохранилось на могиле профессора, позволило известному историку медицины С.М. Старченко реконструировать единственный известный на сегодня портрет.

Труды

Einige Bemerkunder über die Cholera (1848);
De primo gradu degenerationis renum in morbo Brightii (1850);
Eingenthümliche pathologische Entwickelung der Pflasterepithelin der HernKanale (1851);
Теория постукивания груди, обработанная на основе собственных опытов и исследований (1852);
Untersuchungen über die Elistenz diesen Muskeln in der menschlicher Milz (1854);
Наблюдение за катаральным, крупозным и дифтерическим воспалением гортани и дыхательного горла (1860);
Об устройстве аудитории для микроскопических демонстраций (1862);
О результатах опытов и исследований влияния кровообращения на развитие воспаления (1864);
О паренхиматозном воспалении печени, циррозе и атрофической мускатной печени (1869);
Отчет председателя городской санитарной комиссии о бывшем летом 1872 года в г. Киеве холерной эпидемии (1872).

Потомки и родственные связи

Сын Федор Юльевич Мацон, имевший ученую степень по электротехнике, возглавлял Киевское техническое железнодорожное училище. Он был женат на Софии Страус, которая приходилась родной сестрой инженеру-изобретателю Антону Страусу и электротехнику Оскару Страусу. Федор Юльевич Мацон консультировал Оскара Страуса по первому в истории проекту электрификации Киева. В дальнейшем Федор Юльевич Мацон являлся управляющим Киевским обществом взаимного кредита (Крещатик, дом 16) и гласным Городской Киевской Думы. Являлся собственником дома по адресу Крещатик, дом 9 и проживал в известном доме на Николаевской, дом 9. В семье было четверо детей Павел, София, Ольга, Наталия. Скончался в Киеве в августе 1912 года.

Сохранилась фотография внука Павла Федоровича Мацона в военной форме из Львова, адресованная родной тете Александре Эмильевне Визель-Страус (Alexandra Hermina Straus), супруге действительного члена Академии художеств Эмиля Оскаровича Визеля (Emil Anton Joseph Wiesel).

Photo Friedrich Mazonn.jpg

Федор Юльевич Мацон
Мацон ПФ-1914.JPG

Павел Фёдорович Мацон
Мацон ПФ- оборот.JPG

Обратная сторона фотографии П. Ф. Мацона
Наталья Федоровна Мацон.jpg

Наталья Федоровна Мацон

Напишите отзыв о статье "Мацон, Юлий Иванович"

Ссылки

[gatchina3000.ru/big/065/65177_brockhaus-efron.htm Энциклопедия Брокгауза и Ефрона]
Донкихоты ратной медицины на [www.day.kiev.ua/290619?idsource=54862&mainlang=rus day.kiev.ua]
Юбилей Скорой на [2000.net.ua/weekend/gorod-sobytija/khronograf/74927 2000.net.ua]

Литература

Э. Штраус. Моя дорогая Фанничка! / М.П. Бакунин, Ф. Шнайдер, А.О. Визель, Е.В. Потапович, А.Ю. Васильева. – Москва: Кучково поле, 2016.

Отрывок, характеризующий Мацон, Юлий Иванович

Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.

Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.