Мерославский, Людвик

Людвик Мерославский

Лю́двик Меросла́вский (польск. Ludwik Mierosławski; 17 января 1814 — 22 ноября 1878, Париж) — польский революционер, генерал.

Биография

Родился в семье Адама Каспера Мерославского (1785—1837), полковника польских легионов Наполеона и адъютанта генерала Даву, который стал его крестным отцом и француженки Камиллы Нотт де Ваплё (фр. Camilla Notte de Vaupleux).

В 1820 году семья переехала в Царство Польское. Людвик учился в школах в Ломже и Калише. Поступил на военную службу в 5-й пехотный полк. Участвовал в восстании 1830 года. С отрядом повстанцев отступил в австрийскую Галицию, затем уехал во Францию.

Работал в различных эмигрантских организациях радикального направления. С 1834 года член организации «Молодая Польша» (Mloda Polska). C 1838 года член литературного общества (Towarzystwo Literackie) в Париже; с 1839 года в объединении польской эмиграции (Zjednoczenie Emigracji Polskiej); с 1843 года — член Польского демократического общества, входил в его руководство. Поддерживал идею вооруженного восстания а Польше.

Был назначен главнокомандующим войсками готовящегося восстания в Великопольской области, принадлежавшей Пруссии. Прибыл туда в декабре 1845 года, участвовал в секретных совещаниях. В феврале 1846 года арестован, в 1847 году приговорен судом в Берлине к смертной казни, замененной пожизненным заключением, но уже в марте 1848 года освобожден из тюрьмы во время революции в Берлине.

28 марта прибыл в Познань, начал организацию польских отрядов из добровольцев. Прусские власти сначала вступили с ним в переговоры, но когда Мерославский потребовал для будущего польского королевства и немецкую часть Познани и начал терроризировать немецкое население, генерал Коломб быстро усмирил инсургентов и близ русской границы принудил Мерославского к капитуляции. В июне 1848 года Мерославский помилован и освобожден благодаря вмешательству французских дипломатов.

В марте — апреле 1849 года командовал неудачной кампанией против Бурбонов на Сицилии.

Затем командовал войсками повстанцев в Бадене. Был разбит прусскими войсками под Раштаттом, оставил командование и возвратился в Париж.

В 1853 году основал эмигрантскую политическую группу польский круг (польск. Kolo Polskie).

В 1860 году командовал интернациональным легионом в армии Гарибальди.

В 1861 году руководил польско-итальянской военной школой в Генуе.

Участие в Восстании 1863 года

С началом польского восстания 1863 года прибыл в Польшу и был провозглашен диктатором восстания. Познани перешёл границу у Крживосондза с секретарем Куржиной и 12 офицерами-наемниками разных национальностей, к ним присоединились 100 человек молодежи и некоторые мелкие отряды, всего собралось около 500 человек.

7 (19) февраля 1863 года эта группа столкнулась на опушке Кривосондзского леса с отрядом командира Олонецкого полка Шильдер-Шульднером (3, 5 роты, 60 казаков и 50 человек пограничной стражи).

Шильдер-Шульднер легко рассеял эту группировку, при этом захватил лагерь, много лошадей, оружие, повозки и даже личную переписку Мерославского. Фактический полный разгром его отряда, заставил Мерославского отступить к Радзеёвой, и соединится с другим повстанческим командиром Казимиром Меленецким в деревне Троячек.

После окончательного поражения под Новой-Весью 9 (21) февраля 1863 год, Людвик Мерославский сложил с себя полномочия диктатора и бежал в Париж.

Последним его косвенным участием в восстании считается присланное из Парижа в начале марта 1863 года письмо, в котором, он неохотно рекомендует назначить своим преемником на должность диктатора своего давнего соперника — Мариана Лангевича, к которому испытывал личную неприязнь.

После восстания

В 1865 году с группой сторонников возродил демократическое общество.

В 1870 году в результате своих интриг и конфликтов с соратниками был снят голосованием с поста председателя и исключен из общества, а само общество объединилось с союзом польской эмиграции.

Труды

• Histoire de la revolution de Pologne, (1836—1838);
• Powstanie narodu polskiego w roku 1830 i 1831 roku (1845)
• Powstanie 1830 (1845-87)
• Rozbiór krytyczny kampanii poznańskiej w roku 1848 (1852)
• Pamiętnik Mierosławskiego. 1861—1863 (1924)

Отрывок, характеризующий Мерославский, Людвик

– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.