Мошер, Лорен

Лорен Ричард Мошер
Loren Richard Mosher
Дата рождения:	3 сентября 1933(1933-09-03)
Место рождения:	Монтерей
Дата смерти:	10 июля 2004(2004-07-10) (70 лет)
Место смерти:	Берлин
Страна:	США
Научная сфера:	Психиатрия
Место работы:	Национальный институт психического здоровья, Военно-медицинский университет, Университет Калифорнии, MindFreedom International, редакция журнала «Schizophrenia Bulletin», собственная консалтинговая компания «Сторонники Сотерий»
Альма-матер:	Стэнфордский университет, Гарвардский университет
Известен как:	основоположник проекта «Сотерия», учредитель журнала «Schizophrenia Bulletin»
Сайт:	[www.moshersoteria.com hersoteria.com]

Ло́рен Ри́чард Мо́шер (англ. Loren Richard Mosher) (3 сентября 1933, Монтерей — 10 июля 2004, Берлин) — американский психиатр, профессор психиатрии, эксперт по шизофрении, директор Центра исследований шизофрении в Национальном институте психического здоровья (1968—1980). Всю свою профессиональную карьеру посвятил поиску более гуманного и эффективного метода лечения людей с диагнозом шизофрения и способствовал разработке для лиц, у которых впервые выявлен острый психоз, модели новаторского немедикаментозного небольничного лечения, проводимого по месту жительства и аналогичного домашнему.

Биография

Лорен Мошер родился 3 сентября 1933 года в Монтерее, штат Калифорния. Один из его родителей был преподавателем, а другой — судостроителем. Мошер получил степень бакалавра в Стэнфордском университете и степень доктора медицины в Гарвардском университете. По окончании медицинского факультета Гарвардского университета занял должность научного сотрудника в Национальном институте психического здоровья США (НИПЗ), где в возрасте 34 лет стал директором его нового Центра исследований шизофрении и занимал эту должность на протяжении двенадцати лет. В период пребывания в этой ключевой должности он выступил учредителем и редактором журнала «Schizophrenia Bulletin», до сих пор остающегося одним из ведущих журналов для исследователей психозов.

Поездка в Кингсли Холл

Летом накануне своего вступления в должность директора Центра Мошер съездил в Лондон и посетил Кингсли Холл (англ. Kingsley Hall) — терапевтическую общину, созданную инакомыслящим британским психиатром Рональдом Лэйнгом, который стал подвергать серьёзной критике представителей своей собственной профессии. Лэйнг утверждал, что психоз иногда может быть благотворным трансцендентальным опытом и что пациенты при наличии соответствующей поддержки могут оказаться способны найти путь через своё безумие, выходя на другом конце пути более сильными, более творческими личностями. Мошер был заинтригован, даже если не всецело покорён идеями Лэйнга, но обеспокоен хаотичным методом, который они претворяли в жизнь. Кингсли Холл, где небольшой группе людей с психозом оказывали поддержку без медикаментозной терапии, был запущенным, его финансирование — незапланированным, а добывание и приготовление пищи — в лучшем случае нерегулярным. Когда он прекратил действовать, Мошер безошибочно предугадал, что проживавшие там вскоре окажутся в конфликте с местным населением. Возвращаясь в Соединённые Штаты, он размышлял над тем, что произошло бы, если бы был создан более организованный вариант Кингсли Холла. Благодаря своей новой должности в НИПЗ он оказался в уникальной ситуации, позволившей ему заняться этим вопросом.

Сотерия

Мошер нашёл построенный без определённого плана двухэтажный дом в бедном районе Сан-Хосе, Калифорния. Рассчитанный на шесть жильцов и двух занятых полный рабочий день сотрудников, которым помогали занятые неполный рабочий день сотрудники и волонтёры, дом, известный как «Сотерия» (от греческого слова «освобождение»), был открыт в апреле 1971 года. Он действовал в период с 1971 по 1983 год.

Участвующие в эксперименте, в основном молодые люди, посещали психиатрические службы экстренной медицинской помощи в области залива Сан-Франциско. Для того чтобы принять участие в проекте, они должны были не состоять в браке и страдать от первого или второго эпизода психоза. Половину участников Мошер направил на обычную терапию в местные психиатрические отделения, где они получали медикаментозное лечение, а половину — в Сотерию.

В среднем проживающие находились в Сотерии пять месяцев, хотя большинству становилось существенно лучше к концу шестой недели. За исключением экстренных случаев, препараты не использовались в течение первых шести недель пребывания проживавшего.

Контролируемое исследование, профинансированное Национальным институтом психического здоровья и проведённое Лореном Мошером, продемонстрировало, что психосоциальная помощь в терапевтической среде данного типа даёт результаты равнозначные или лучшие, чем стандартное больничное или амбулаторное лечение, — при не большей стоимости и без опоры на обычные дозировки нейролептиков.

Проект «Сотерия» вскоре стал источником конфликта между Мошером и его начальством в НИПЗ. На преждевременное сообщение, что проживающие поправляются, начальство отреагировало, подняв вопрос о том, беспристрастно ли проводится исследование (никакой недобросовестной практики как раз не было продемонстрировано, и подход Мошера, как представляется, был безупречно научным). В конце концов начальство потребовало, чтобы кто-то иной принял повседневное руководство проектом. Мошер согласился на эти требования, но его отношения с работодателями продолжали ухудшаться, и причиной этого отчасти была, без сомнения, его становившаяся всё более и более бескомпромиссной манера критиковать традиционное психиатрическое лечение. В конечном счёте отвергнутый и снятый с должности директора Центра исследований шизофрении, Мошер покинул НИПЗ в 1980 году.

В 1983 году, когда закончилось финансирование, проект «Сотерия» был свёрнут. Проекту «Сотерия» посвящена заключительная глава «Внебольничное немедикаментозное вмешательство при первом психотическом эпизоде», написанная Мошером для книги «Модели безумия», и книга «Сотерия: Сквозь безумие к освобождению». Обе книги вышли в год его смерти.

Считая, что психиатрические больницы, как правило, являются не самыми подходящими местами, в которых приходится пребывать душевнобольным, Мошер указывал их недостатки: авторитарное отношение, ритуал унижения, вызывание и увековечивание беспомощности, ненужная зависимость, навешивание ярлыка, преобладание нужд учреждения над нуждами людей. Мошер полагал, что пропитанная насилием атмосфера психиатрических больниц и регулярное применение токсичных препаратов несовместимы с восстановлением здоровья. Жанна Ленцер отмечает, что у Мошера был гораздо более богатый нюансами взгляд на применение препаратов, чем обычно предполагают. Далёкий от того, чтобы отказываться от препаратов полностью, он настаивал на том, чтобы они использовались как последнее средство и в гораздо более низких дозировках, чем ныне принято в Соединённых Штатах.

Жизнь после прекращения проекта «Сотерия»

Позже Мошер преподавал психиатрию в Военно-медицинском университете в Бетесде, штат Мэриленд; затем, оставив этот университет, в 1988 году стал директором системы психиатрической помощи в округе Монтгомери. Открыл в Роквилле кризисный центр — Маколифф-дом (англ. McAuliffe House), созданный по принципам Сотерии.

Мошер занимал кафедры и руководил программами в сфере психического здоровья на восточном и западном побережьях США. Также он руководил своей собственной консалтинговой компанией «Сторонники Сотерий», занимавшейся консультированием в сфере психического здоровья, научно-исследовательской работы и судебной психиатрии. Он опубликовал более 100 статей и обзоров, явился редактором или соавтором нескольких книг, включая книгу «Общественная психиатрия: Практическое руководство».

В период распространения риталина, относящийся к 1990-м годам, его часто представляли как выразителя особого мнения во множестве статей.

В течение долгих лет Мошер тесно работал со многими выступающими в защиту своих интересов общественными организациями, включая организацию пострадавших в психиатрических больницах «MindFreedom International».

В 1996 году д-р Мошер переехал из Вашингтона в Сан-Диего. В период между 1996 и 1998 годами был клиническим директором системы оказания психиатрической помощи округа Сан-Диего. Занимал должность профессора клинической психиатрии в медицинском колледже Сан-Диего в Университете Калифорнии.

В 1998 году в знак протеста против наблюдаемой им коррупции, поразившей Американскую психиатрическую ассоциацию (АПА) из-за её вовлечённости в сферу фармацевтической промышленности, Мошер уволился из АПА, которую назвал «козлом отпущения фармацевтических компаний».

Брак Мошера с Айрин Карлетон Мошер закончился разводом.

Мошер скончался 10 июля 2004 года в Берлине, проходя экспериментальный курс противораковой терапии.

Архив Мошера

Мошер является автором и соавтором четырёх книг и более чем сотни статей, напечатанных в различных журналах. Архив Мошера, содержащий всё его творческое наследие, включая биографические материалы, переписку, статьи и письменные работы, отчёты, интервью, фотографии и аудиовизуальные материалы, хранится в библиотеках Стэнфордского университета, который принимает запросы о предоставлении доступа к данным материалам.

Ссылки

На английском языке

• Mosher L.R. [books.google.com/books?id=jtO7czidPeYC&printsec=frontcover#PPA389,M1 Treating Madness Without Hospitals: Soteria anf Its Successors] (Chapter 30) // [books.google.com/books?id=jtO7czidPeYC&printsec=frontcover The Handbook of Humanistic Psychology: Leading Edges in Theory, Research, and Practice] / Editors: K. J. Schneider, J. F. T. Bugental, J. Fraser Pierson. — SAGE, 2001. — P. 389—402. — 760 p. — ISBN 0761927824.
• Mosher L.R. (April 2004). «[www.moshersoteria.com/mhtapr04.pdf Lone voice: Loren Mosher is still standing out against the psychiatric establishment (Interview)]». Mental Health Today: 18. PMID 15131954.
• [books.google.ru/books?id=SomdZ-8jnVgC&printsec=frontcover Models of Madness: Psychological, Social and Biological Approaches to Schizophrenia] / Edited by J. Read, R.L. Mosher, R.P. Bentall. — Hove, East Sussex: Brunner-Routledge, 2004. — P. 349—365. — 373 p. — ISBN 1583919058.
• Martensson L. [www.moshersoteria.com/bio.htm Biography of Loren R. Mosher, M.D.] (англ.)(недоступная ссылка — история). moshersoteria.com (April 8th, 2005). — Мартенссон Л. Биография д-ра Лорена Р. Мошера. Проверено 13 августа 2010. [web.archive.org/20061113203542/www.moshersoteria.com/bio.htm Архивировано из первоисточника 13 ноября 2006].
• De Wyze J. (January 9 2003). «[www.moshersoteria.com/crazy.htm Still Crazy After All These Years]». San Diego Weekly Reader 32 (2).
• Calton T. [www.psychminded.co.uk/news/news2009/april09/schizophrenia-psychosis-medication003.htm Treating schizophrenia without drugs? There's good evidence for it] (англ.). Psychminded.co.uk (24 April 2009). Проверено 25 октября 2009. [www.webcitation.org/619xG8WLo Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
• Mosher L.R., Cox O.E. (February 1991). «[www.springerlink.com/content/j7n070582w354277/ Book Reviews: “Psychiatry Inside Out: Selected Writings of Franco Basaglia”]». Community Mental Health Journal 27 (1): 85—88. DOI:10.1007/BF00752718.
• [www.youtube.com/watch?v=qnryFXxl7yU Loren Mosher M.D. talks about Soteria Project and non-drug treatments for schizophrenia] (англ.). youtube.com. — Д-р Лорен Мошер рассказывает о проекте «Сотерия» и немедикаментозных методах лечения шизофрении. Проверено 14 августа 2010.

На русском языке

• Модели безумия: Психологические, социальные и биологические подходы к пониманию шизофрении / Под ред. Дж. Рида, Л.Р. Мошера, Р.П. Бенталла. — Ставрополь: Возрождение, 2008. — С. 395—411. — 412 с. — ISBN 9785903998012.
• Калтон Т. [psychiatrick.livejournal.com/69447.html Лечение шизофрении без препаратов? Для этого есть веское основание. / Пер. с англ.] (рус.). Psychiatrick (24 апреля 2009). Проверено 25 октября 2009. [www.webcitation.org/67tGsg0lJ Архивировано из первоисточника 24 мая 2012].

См. также

• Сотерия
• Терапевтическая община
• Schizophrenia Bulletin

Отрывок, характеризующий Мошер, Лорен

– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.