Музей Плантена — Моретуса

Музей Плантена — Моретуса

Музей Плантена — Моретуса — музей в городе Антверпен с библиотекой и историческими печатными экспонатами XVI века.

История

Типографская компания в Антверпене была основана в 1555 году. Она стала вскоре одним из крупнейших печатных предприятий Южных Нидерландов и считается первым печатным предприятием промышленного типа. В её составе было до шестнадцати типографий, а количество работников достигало 80 человек. Это сделало Антверпен одним из центров книгопечатания Западной Европы наряду с Венецией, Амстердамом и Парижем.

Владелец компании, Христофор Плантен, сделал её офис местом встреч гуманистов и просвещённых людей города. При этом он придерживался политики получать наибольшую прибыль и аполитичности, поэтому печатал как католическую, так и протестантскую литературу. Среди клиентов фирмы были гуманисты Юст Липсий и Симон Стевен, художник Питер Пауль Рубенс.

Рубенс при этом не только покупал книги. Вместе с Бальтазаром Моретом они работали на печатную фирму Плантена, создав ряд фронтисписов, которые размещались рядом с титульной страницей в издаваемых книгах.

Создание музея

В 1876 году последний владелец типографий Эдвард Моретус продал историческое здание фирмы вместе со старинными печатными станками и рядом шрифтов правительству города Антверпена. Уже через год (в 1877 году) предприятие было быстро превращено в музей и открыто для посещения, на волне национальной самоидентификации в Бельгии.

В 1944 году, во время артобстрела Антверпена в период Второй мировой войны, музейное помещение было повреждено немецкой ракетой V2, а музей закрыт на реконструкцию. После ремонтов и создания новой экспозиции музей был снова открыт в 1951 году.

С 2002 года музей внесён в перечень охраняемых объектов ЮНЕСКО, а в 2005 году он стал первым музейным учреждением, включённым в перечень всемирного наследия ЮНЕСКО.

Фонды музея

В музее представлены старинные печатные станки 1600 года, шрифты и историческая библиотека. Здесь представлены образцы изданий типографий Плантена XVI—XVIII веков, а также инкунабулы, постинкунабулы, более 600 рукописей, среди которых манускрипт «Хроник Жана Фруасара» XV века.

Историческая библиотека музея Плантена — Моретуса насчитывает более 30 тыс. изданий. Здесь также выставлены старинные деревянные блау-прессы. Доля музейных помещений (бывших жилых) отделана старыми кожаными обоями с золотыми узорами и старинной фламандской резной мебелью. Среди музейных экспонатов также представлены картографические глобусы Герарда Меркатора и старопечатные атласы, среди которых «Theatrum Orbis Terrarum» Ортелиуса.

Для историков имеют большое значение сохранившийся архив и бухгалтерские расчёты печатной фирмы Плантена практически за весь период существования предприятия. Они являются редким источником информации о социальной и промышленной истории города Антверпен и условиях труда наёмных рабочих XVI—XVIII веков.

Среди художественных произведений, выставленных в музее Плантена — Моретуса, картины Питера Пауля Рубенса, руководителя многочисленных художественных мастерских в Антверпене и клиента печатной фирмы Плантена.

Отрывок, характеризующий Музей Плантена — Моретуса

– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.