Инкунабула
Инкуна́була (от лат. incunabula — «колыбель», «начало») — книги, изданные в Европе от начала книгопечатания и до 1 января 1501 года. Издания этого периода очень редки, так как их тиражи составляли 100—300 экземпляров.
Содержание
Описание и история
Термин впервые употреблён Бернардом фон Малинкродтом в 1639 году в памфлете «De ortu et progressu artis typographicae» («О развитии и прогрессе искусства типографии») и закрепился в XVIII веке. Инкунабулы делят на два типа: ксилографические и типографические. Типографическим способом печати была выполнена Библия Гутенберга. Некоторые авторы считают инкунабулами издания, выполненные только типографическим способом.
Большинство изданий было на латинском языке, но печатались книги и на других языках, например, итальянский сборник «Канцоньере» Петрарки, напечатанный в Венеции в 1470 году. Основными покупателями инкунабул были учёные, знать, адвокаты и священнослужители. Как правило, инкунабулы печатались готическим шрифтом без абзацев.
Прекрасным образцом инкунабулы является «Нюрнбергская хроника» Гартмана Шеделя, изданная Антоном Кобергером.
Известнейшие издатели инкунабул
Наиболее известными издателями инкунабул были:
- Альбрехт Пфистер из Бамберга;
- Гюнтер Цайнер из Аугсбурга;
- Иоганн Ментелин из Страсбурга;
- Уильям Кекстон, работавший в Лондоне и Брюгге.
Каталогизация инкунабул
В XIX веке появились первые каталоги инкунабул. Исчерпывающим каталогом такого рода является «Gesamtkatalog der Wiegendruck», закомпилированный Государственной библиотекой в Берлине. Также имеет значение каталог инкунабул «Incunabula Short-Title Catalogue» Британской библиотеки. Инкунабулы, хранящиеся в библиотеках Литвы, описаны в каталоге Ноюса Фейгельмана «Lietuvos inkunabulai» (Вильнюс, 1975).
Инкунабулы в российских библиотеках
В Российской национальной библиотеке также наличествует коллекция инкунабул — одна из крупнейших в мире, согласно официальному сайту библиотеки[1]. Начало собранию инкунабул было положено созданием знаменитой библиотеки Залусских, вывезенной из Варшавы в конце XVIII века. В дальнейшем коллекция многократно пополнялась — как путём приобретения частных библиотек (например, библиотеки графа Петра Корниловича Сухтелена в 1836 году), так и отдельными покупками, в том числе и на международных аукционах.
|
Коллекция наиболее хорошо укомплектована книгами немецких и итальянских типографских центров, причем в ней обнаруживаются и издания многих, даже небольших типографий Германии и Италии. Французские и голландские типографии представлены хуже, хотя в ряде случаев — редчайшими или уникальными экземплярами. Лишь единичные издания в коллекции принадлежат деятельности испанских типографов, а английских инкунабул в ней совсем нет[1]. | 
|
Перечень библиотек с собраниями инкунабул
Самыми большими собраниями инкунабул располагают:
- Баварская государственная библиотека (19,9 тыс.)[2]
- Британская библиотека (12,5 тыс.)
- Французская национальная библиотека (12 тыс.)
- Ватиканская апостольская библиотека (8000)
- Австрийская национальная библиотека (8000)
- Российская национальная библиотека (7302)[3]
- Штутгартская государственная библиотека (7076)
- Библиотека Хантингтона в США (5600)
- Библиотека Конгресса США (5600)
- Бодлианская библиотека (5500 в 7000 копиях)[4]
- Российская государственная библиотека (5300)
- Библиотека Кембриджского университета (4600)
- Библиотека Джона Райланда (4500)
- Берлинская государственная библиотека (4400)
- Ягеллонская библиотека в Кракове (3671)[5]
- Гарвардский университет (3627 в 4389 копиях)
- Библиотека Йельского университета (3525)
См. также
Напишите отзыв о статье "Инкунабула"
Ссылки
Примечания
- ↑ 1 2 Страница [www.nlr.ru/fonds/rare/rare.htm «Инкунабулы в РНБ»], официальный сайт РНБ
- ↑ [www.bsb-muenchen.de/Facts-and-Figures-2008.280+M5026555ecc7.0.html Баварская государственная библиотека. Цифры и факты 2008] (англ.)
- ↑ Путеводитель по фондам Отдела редких книг Российской национальной библиотеки / под общ. ред. А.В. Лихоманова ; науч. ред. Н.В. Николаев. — Санкт-Петербург: РНБ, 2015. — С. 3. — 140 с. — ISBN 978-5-8192-0483-2.
- ↑ [www.bodley.ox.ac.uk/dept/scwmss/rarebooks/incunabula.html Инкунабулы в Бодлианской библиотеке (англ.)]
- ↑ [www.bj.uj.edu.pl/o_bib/bj_w_licz1_en.php Коллекция библиотеки Ягелоньского университета] (англ.)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 13 мая 2011 года. |
Отрывок, характеризующий Инкунабула
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
