Вермёлен, Маттейс

Маттейс Вермёлен (нидерл. Matthijs Vermeulen, настоящее имя Матеас Кристианус Францискус ван дер Мёлен, нидерл. Matheas Christianus Franciscus van der Meulen; 8 февраля 1888, Хелмонд — 29 июля 1967, Ларен) — нидерландский композитор, музыкальный критик.

Сын кузнеца. Поступил в семинарию, чтобы стать священником, но изучение духовной музыки заставило его изменить свой выбор. Брал частные уроки композиции у Даниэля де Ланге, в 1909 году дебютировал как музыкальный критик, вскоре обратив на себя внимание Альфонса Диппенброка, ставшего для него наставником и образцом (а дочь Дипенброка много лет спустя стала его второй женой). В своих статьях пропагандировал новую музыку, особенно произведения Густава Малера и Клода Дебюсси. С 1915 г. возглавлял отдел литературы и искусства в газете «De Telegraaf». В 1918 г. выступил с резкой критикой Оркестра Консертгебау и его руководителя Виллема Менгельберга, обвинив их в пренебрежении новейшими веяниями в музыке: отправной точкой скандала стали слова «Да здравствует Суза!», которые Вермёлен выкрикнул из зала после премьеры Седьмой симфонии Корнелиса Доппера. Разросшийся скандал привёл к отставке второго дирижёра оркестра Эверта Корнелиса, принявшего сторону критика. С 1921 г. жил в Париже, на протяжении 14 лет был парижским корреспондентом газеты «Soerabaiasch Handelsblad», выходившей в Голландской Ост-Индии. После того, как в 1944 г. умерла первая жена композитора и сразу после этого погиб служивший во французской армии его сын, Вермёлен пережил глубокий внутренний кризис, завершившийся вторым браком и переездом в 1946 году в Амстердам, где в последнее двадцатилетие его жизни наконец получила признание его музыка.

Среди сочинений — семь симфоний (1914, 1919, 1922, 1941, 1945, 1959, 1965), Симфонический пролог «Летучий Голландец» (1930), камерно-инструментальная, вокальная, театральная музыка. Сочинения Вермёлена исполняли и записывали выдающиеся музыканты, в том числе Эдуард ван Бейнум, Фердинанд Ляйтнер.

Отрывок, характеризующий Вермёлен, Маттейс

И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]