Голландская Ост-Индия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Голландская Ост-Индия
Колония Нидерландов

1800 — 1942



Флаг Герб
Столица Батавия
Язык(и) Нидерландский
К:Появились в 1800 годуК:Исчезли в 1942 году

Голландская Ост-Индия (нидерл. Nederlands-Indië) — голландские колониальные владения на островах Малайского архипелага и в западной части острова Новая Гвинея. Образовалась в 1800 году в результате национализации Голландской Ост-Индской компании. Существовала до японской оккупации в марте 1942 года. В разговорной речи и неофициальных документах иногда называется также Нидерландская (или Голландская) Индия. Не следует путать её с Голландской Индией — голландскими колониальными владениями на полуострове Индостан. Как и другие колониальные образования, Голландская Ост-Индия создавалась в острой конкурентной борьбе как с местными государственными формированиями, так и с другими колониальными державами (Великобританией, Португалией, Францией, Испанией). Долгое время имела преимущественно талассократический характер, представляя собой ряд прибрежных факторий и форпостов, окружённых владениями местных малайских султанатов. Завоевания конца ХIХ — начала ХХ веков, а также использование механизмов мощной экономической эксплуатации, позволили голландцам объединить большую часть архипелага под властью своей короны. Голландская Ост-Индия с её богатыми запасам нефти и других полезных ископаемых считалась «жемчужиной в короне голландской колониальной империи»[1].





Предыстория

23 июня 1596 года в порт Бантам прибыла первая голландская торговая экспедиция, капитан которой — Корнелиус Хутман. Голландцы осознали потенциальную прибыльность этих территорий. После своего первого успешного проникновения голландские коммерсанты создают целый ряд контор в различных городах и провинциях Нидерландов. Эти конторы были связаны с армией, флотом и крупным капиталом и использовались для торговли со странами Востока, в частности с данным регионом. Уже в 1602 году они объединились в Ост-Индскую компанию, владеющую достаточно большим по тому времени акционерным капиталом.

Общая хронология

Основание

Во время наполеоновских войн территория самой Голландии была захвачена Францией, и все голландские колонии автоматически стали французскими. В результате в 18081811 годах колонией управлял французский генерал-губернатор. В 18111816 годах в ходе продолжающихся Наполеоновских войн территория Голландской Ост-Индии была захвачена Англией, опасавшейся укрепления Франции (к этому времени Великобритания уже также успела оккупировать и Капскую колонию, важнейшее торговое звено между Нидерландами и Индонезией). Могущество голландской колониальной империи было подорвано, однако Англии нужен был протестантский союзник в борьбе с католическими колониальными державами: Францией, Испанией и Португалией. Поэтому в 1824 году оккупированная территория была возвращена Голландии по англо-голландскому соглашению в обмен на голландские колониальные владения в Индии. Кроме того, к Англии перешел полуостров Малакка. Образовавшаяся граница между Британской Малайей и Голландской Ост-Индией остается и по сей день границей между Малайзией и Индонезией.

Территориальная экспансия

Столицей Голландской Ост-Индии была Батавия, сейчас Джакарта — столица Индонезии. Хотя остров Ява контролировался Голландской Ост-Индской компанией и голландской колониальной администрацией на протяжении 350 лет, со времён Куна, полный контроль над большей частью Голландской Ост-Индии, включая острова Борнео, Ломбок и западную часть Новой Гвинеи, был установлен лишь в начале XX века[2].

Исламское сопротивление

Коренное население Индонезии, опиравшееся на внутреннюю устойчивость исламских институтов, оказывало значительное сопротивление Голландской Ост-Индской компании, а затем и голландской колониальной администрации, что ослабляло голландский контроль и связывало его вооруженные силы[3]. Самыми длительными конфликтами были война Падри на Суматре, Яванская война и кровавая тридцатилетняя война в султанате Ачех (северо-западная часть Суматры), которая длилась с 1873 по 1908 годы. В 1846 и 1849 годах голландцы предприняли неудачные попытки завоевать остров Бали, который покорился только в 1906 году. Туземцы Западного Папуа и большинства внутренних горных районов покорились лишь в 1920-х годах. Значительной проблемой для голландцев было также довольно сильное пиратство в этих водах (малайское, китайское, арабское, европейское), которое продолжалось до середины XIX в.[2]

В 1904 — 1909 годах во время правления генерал-губернатора Дж. Б. ван Хётца власть голландской колониальной администрации распространилась на всю территорию Голландской Ост-Индии, заложив, таким образом, основы современного индонезийского государства[4]. Юго-Западный Сулавеси был занят в 19051906 годах, остров Бали в 1906 году и западная часть острова Новая Гвинея в 1920 году.

Падение Голландской Ост-Индии

10 января 1942 года Япония, испытывавшая потребность в полезных ископаемых, которыми была богата Голландская Ост-Индия (в первую очередь в нефти), объявила войну королевству Нидерланды. В ходе Операции в Голландской Ост-Индии территория колонии к марту 1942 года была полностью захвачена японскими войсками.

Падение Голландской Ост-Индии означало и закат голландской колониальной империи. Уже 17 августа 1945 года, после освобождения от Японии была провозглашена Республика Индонезия, которую Голландия признала в 1949 году по окончании войны за независимость Индонезии.

См. также

Напишите отзыв о статье "Голландская Ост-Индия"

Примечания

  1. А. Крозе. [militera.lib.ru/h/kroese_a/index.html Голландский флот во Второй мировой войне] / Пер. с англ. А. Больных. — М.: ACT, 2005. — ISBN 5-17-026035-0.
  2. 1 2 Witton Patrick. Indonesia. — Melbourne: Lonely Planet, 2003. — P. 23–25. — ISBN 1-74059-154-2.
  3. Schwarz A. A Nation in Waiting: Indonesia in the 1990s. — Westview Press, 1994. — P. 3–4. — ISBN 1-86373-635-2.
  4. Robert Cribb, «Development policy in the early 20th century», in Jan-Paul Dirkse, Frans Hüsken and Mario Rutten, eds, Development and social welfare: Indonesia’s experiences under the New Order (Leiden: Koninklijk Instituut voor Taal-, Land- en Volkenkunde, 1993), pp. 225—245.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Голландская Ост-Индия

В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.