1808 год
Поделись знанием:
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
(перенаправлено с «1808»)
Годы |
---|
1804 · 1805 · 1806 · 1807 — 1808 — 1809 · 1810 · 1811 · 1812 |
Десятилетия |
1780-е · 1790-е — 1800-е — 1810-е · 1820-е |
Века |
XVIII век — XIX век — XX век |
Григорианский календарь | 1808 MDCCCVIII |
Юлианский календарь | 1807—1808 (с 13 января) |
Юлианский календарь с византийской эрой |
7316—7317 (с 13 сентября) |
От основания Рима | 2560—2561 (с 3 мая) |
Еврейский календарь |
5568—5569 ה'תקס"ח — ה'תקס"ט |
Исламский календарь | 1223—1224 |
Древнеармянский календарь | 4300—4301 (с 11 августа) |
Армянский церковный календарь | 1257 ԹՎ ՌՄԾԷ
|
Китайский календарь | 4504—4505 丁卯 — 戊辰 красный кролик — жёлтый дракон |
Эфиопский календарь | 1800 — 1801 |
Древнеиндийский календарь | |
- Викрам-самват | 1864—1865 |
- Шака самват | 1730—1731 |
- Кали-юга | 4909—4910 |
Иранский календарь | 1186—1187 |
Буддийский календарь | 2351 |
Японское летосчисление | 5-й год Бунка |
1808 (тысяча восемьсот восьмой) год по григорианскому календарю — високосный год, начинающийся в пятницу. Это 1808 год нашей эры, 808 год 2 тысячелетия, 8 год XIX века, 8 год 1-го десятилетия XIX века, 9 год 1800-х годов.
Содержание
События
- Пеллегрино Турри создал собственную печатную машину.
Январь
- 1 января — во Франции введён Коммерческий кодекс[1].
- 11 января — Наполеон издал Тюильрийский декрет, подтверждающий Берлинский и Миланский декреты о континентальной блокаде[1].
- 24 января — король Португалии Жуан VI и правительство Португалии под охраной британского флота прибыли в Бразилию[2].
- 25 января — в Испании сообщники принца Фердинанда Астурийского сосланы королём в различные замки и монастыри[1].
- 26 января — в Австралии произошёл так называемый «ромовый мятеж».
- 28 января — порты португальской Бразилии открыты для торговли с другими странами[2].
Февраль
- 20 февраля — началась Русско-шведская война[3].
Март
- 1 марта
- 16 марта — король Испании Карл IV издал прагматическую санкцию, в которой утверждал, что решил остаться со своими подданными, но в действительности он спешно готовится к бегству[1].
- 17 марта — в Аранхуэсе схвачены народом король Испании Карл IV, королева и фактический правитель страны генералиссимус Мануэль Годой[5].
- 19 марта — король Испании Карл IV отрёкся от престола в пользу своего сына Фердинанда VII. Мануэль Годой отправлен в тюрьму.
- 23 марта — армия маршала Мюрата вошла в Мадрид[5].
- 27 марта — Наполеон предложил престол Испании своему брату Луи Бонапарту[1].
Апрель
- 1 апреля — в Бразилии издан указ о свободе предпринимательства[2].
- 10 апреля — бывший король Испании Карл IV выехал из Мадрида в Байонну для свидания с Наполеоном[1].
- 12 апреля — в США принят закон об увеличении армии и флота[4].
- 22 апреля — Франция и Вестфальское королевство заключили договор о размерах контрибуции[6].
- 30 апреля — бывший король Испании Карл IV прибыл в Байонну, где уже находился король Испании Фердинанд VII. Начало их переговоров с Наполеоном[1].
Май
- 1 мая
- В Великом герцогстве Варшавском введён французский Гражданский кодекс[7].
- Введена конституция Баварии, предусматривавшая создание парламента[6].
- 2 мая — в Мадриде вспыхнуло антифранцузское восстание. Подавлено войсками маршала Мюрата, но стало началом антинаполеоновской войны испанского народа[5].
- 10 мая — Наполеон приказал своему брату Жозефу Бонапарту отбыть в Мадрид и занять престол Испании, а маршал Иоахим Мюрат отправлен в Неаполь, чтобы сменить Жозефа Бонапарта на троне короля Неаполитанского королевства[8]. Король Испании Фердинанд VII отрёкся от престола[1].
- 12 мая
- 17 мая — Рим и прилегающая область присоединены к Франции[1].
- 24 мая — в Манчестере начались столкновения ткачей, требовавших установления минимума заработной платы, с предпринимателями[10].
- 30 мая — Тоскана присоединена к Франции[1].
Июнь
- 6 июня — Наполеон декретом возвёл на испанский престол своего брата Жозефа Бонапарта[1].
- 8 июня — во Франции раскрыт заговор с целью восстановления республики[1].
- 15 июня — французская армия в Испании начала осаду Сарагосы[1].
- 20 июня — заключён торговый договор между Францией и Итальянским королевством[1].
- 25 июня — в Байонне Наполеоном созвана испанская хунта для составления конституции Испании[1].
Июль
- 7 июля — опубликована Байоннская конституция Испании, составленная по приказу Наполеона[1].
- 9 июля — Жозеф Бонапарт пересёк границу Испании[1].
- 14 июля — французский маршал Жан-Батист Бессьер разбил силы испанцев при Медина дель Рио Секо[1].
- 15 июля — миссия Наполеона прибыла в Каракас (испанское вице-королевство Новая Гранада)[11].
- 20 июля
- Жозеф Бонапарт прибыл в Мадрид[1].
- Французские войска дивизионного генерала Пьера Дюпона разбиты испанцами при Байлене (Битва при Байлене)[12].
- 28 июля — во время переворота в Стамбуле убиты султан Османской империи Мустафа IV и бывший султан Селим III. Престол занял Махмуд II[13].
Август
- 1 августа — Жозеф Бонапарт бежал из Мадрида[1].
- 6 августа — британские войска герцога Веллингтона высадились в Португалии в устье реки Мондегу[1].
- 8 августа — в Португалии высадились британские войска Брента Спенсера[1].
- 9 августа — хунта именитых граждан Мексики приняла постановление о неподчинении приказам Наполеона[11].
- 21 августа
- Герцог Веллингтон в битве при Вимейру нанёс поражение французской армии генерала Жана Жюно. Жюно отошёл к Торреш-Ведраш[1].
- В Аргентине принят акт о верности королю Испании Фердинанду VII[14].
- 28 августа — попытка восстания мамелюков в Египте[13].
- 30 августа — генерал Жан Жюно подписал в Синтре соглашение с англичанами, по которому его армия прекращала военные действия в Португалии и на британских судах эвакуировалась во Францию[1].
Сентябрь
- 8 сентября — франко-прусский договор о выводе французской армии из Пруссии, выплате Пруссией контрибуции и сокращении прусской армии[1].
- 15 сентября — восстание в Мехико. Испанский вице-король Мексики Хосе де Итурригарай арестован в своём дворце, взятом штурмом[11].
- 21 сентября — муниципалитет Монтевидео сформирировал Правительственную хунту во главе с Франсиско Хавьером де Элио и объявил о независимости провинции от Буэнос-Айреса[15].
- 25 сентября — в Аранхуэсе в Испании сформирована Центральная хунта ставшая организатором борьбы за независимость от наполеоновской Франции[1].
- 27 сентября — Наполеон и российский император Александр I встретились в Эрфурте на конгрессе Рейнского союза[16].
Октябрь
- 12 октября — открыт Банк Бразилии (Banco do Brasil) — крупнейший коммерческий банк Бразилии[2].
Ноябрь
- 5 ноября — Наполеон прибыл в Виторию к французской армии и развернул активные военные действия против восставших испанцев[1].
- 10 ноября — Наполеон разбил испанцев в сражении при Бургосе[17].
- 11 ноября — маршал Франции Франсуа Лефевр разбил испанцев при Эспиносе[1].
- 16 ноября — маршал Франции Никола Сульт вступил в Сантандер[1].
- 19 ноября — в Пруссии принят закон о городском самоуправлении[9].
- 23 ноября — французская армия нанесла поражение испанцам при Туделе[1].
- 24 ноября — в Пруссии отправлен в отставку кабинет Генриха Штейна. Новым главой правительства стал Карл Август фон Гарденберг[9].
- 30 ноября — в Испании армия Наполеона начала поход на Мадрид. Сражение в ущелье Сомосьерра[17].
Декабрь
- 4 декабря — Наполеон вступил в Мадрид[17].
- 12 декабря — отменено крепостное право и феодальные повинности в великом герцогстве Бергском[6].
- 16 декабря — Наполеон объявил Генриха Штейна врагом Франции и Рейнского союза[9].
- 22 декабря — на большом благотворительном концерте-марафоне в Вене состоялась премьера сразу нескольких крупных произведений Бетховена, включая Симфонии № 5 и № 6.
- 28 декабря — в Пруссии принят закон о реформе провинциальной администрации[9].
Наука
Музыка
Напишите отзыв о статье "1808 год"
Литература
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1808 году
- 16 февраля — Жан Батист Гюстав Планш, французский литературный и художественный критик (умер в 1857).
- 26 февраля — Оноре Домье, французский художник-график, живописец, скульптор, карикатурист (умер в 1879).
- 28 марта — Кнут Андреессен Бааде, норвежский живописец (умер в 1879).
- 20 апреля — Шарль Луи Наполеон, ставший известным как Наполеон III Бонапарт, племянник Наполеона I, президент Французской республики, император французов (умер в 1873).
- 22 мая — Жерар Лабрюни, ставший известным под псевдонимом Жерар де Нерваль, французский поэт (умер в 1855).
- 17 июня — Генрик Арнольд Вергеланд (ум. 1845), норвежский писатель-публицист.
- 13 июля — Патрис Мак-Магон, французский военный и государственный деятель (умер в 1893).
- 6 сентября — Абд аль-Кадир, арабский эмир, национальный герой Алжира (ум. 1883)
- 7 сентября — Вильям Линдлей, английский инженер, создатель первых по времени в Европе устройств для стоков, а также разнообразных сооружений, связанных с водоснабжением (прачечные, бани для беднейшего населения, каналы, и газопроводов; умер в 1900).
- 19 сентября — Теодор Мундт, немецкий писатель, критик, автор исследований по эстетике и теории литературы (умер в 1861).
- 6 октября — Фредерик VII, король Дании (умер в 1863).
- 12 октября — Проспер Виктор Консидеран (Prosper Victor Considerant), французский социалист-утопист, последователь Шарля Фурье (ум. 1893).
- 15 октября — Алексей Васильевич Кольцов, русский поэт (умер в 1842).
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1808 году
- 13 марта — Король Дании, Кристиан VII (1749—1808).
- 12 декабря — Фёдор Степанович Рокотов, русский художник.
См. также
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 [krotov.info/history/19/57/laviss_60.htm Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 1. Хронология]
- ↑ 1 2 3 4 Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки / М. 1981 — С. 84.
- ↑ Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 459.
- ↑ 1 2 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 466.
- ↑ 1 2 3 Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 249.
- ↑ 1 2 3 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 447.
- ↑ Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 450.
- ↑ Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 250.
- ↑ 1 2 3 4 5 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 449.
- ↑ Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 452.
- ↑ 1 2 3 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 468.
- ↑ Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 254.
- ↑ 1 2 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 458.
- ↑ Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 2 / М. 1938 — С. 460.
- ↑ Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 72.
- ↑ Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 256.
- ↑ 1 2 3 Тарле Е. В. Наполеон / М. 1992 — С. 259.
Календарь на 1808 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
|
Отрывок, характеризующий 1808 год
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.