Пишущая машинка

Пи́шущая маши́на (в разговорной речи пи́шущая маши́нка; в просторечии печа́тная маши́нка) — механический, электромеханический или электронно-механический прибор, оснащённый набором клавиш, нажатие которых приводит к печати соответствующих символов на носителе (в большинстве случаев это бумага). Широко использовалась в XIX—XX веках. В настоящее время пишущие машины по большей части вышли из употребления, их функцию стали выполнять персональные компьютеры, укомплектованные принтерами.

Принцип работы большинства пишущих машин заключается в нанесении символов на бумагу при помощи специальных рычагов, заканчивающихся площадками с металлическими или пластиковыми литерами. При нажатии соответствующей клавиши рычаг ударяет по пропитанной чернилами ленте, оставляя, таким образом, отпечаток литеры на подводимом листе бумаги. Перед печатью следующего символа выполняется автоматический сдвиг бумажного листа (а также, как правило, прокручивание красящей ленты). Для печати нескольких копий одного и того же документа используются листы копировальной бумаги, прокладываемые между обычными бумажными листами.

Если в середине XX века невозможно было представить себе контору организации без пишущей машины, то к началу XXI века лишь небольшое количество традиционных компаний-производителей, таких как Смит-Корона, Olivetti, Адлер-Рояль, Олимпия, Brother, Накадзима и др. продолжали выпуск такого рода устройств, причём большинство из перечисленных компаний в это время занимались выпуском электронных моделей пишущих машин.

В апреле 2011 закрылся завод по производству пишущих машин в Мумбаи, принадлежавший индийской компании Godrej and Boyce, что вызвало ряд сообщений в СМИ о закрытии «последнего завода пишущих машинок», что вскоре было опровергнуто.

В ноябре 2012 фабрика Brother выпустила пишущую машину, названную «последней, произведённой в Великобритании»; машина была подарена лондонскому Музею науки.

История создания

Как и большинство других технических устройств и изобретений, разработка механизма пишущей машинки не была плодом усилий одного-единственного человека. Множество людей совместно или независимо друг от друга приходили к идее быстрой печати текстов. Первый патент на машину такого рода был выдан английской королевой Анной Генри Миллю (англ. Henry Mill) ещё в 1714 году. Изобретатель патентовал не только машину, но и способ последовательной печати символов на бумаге. К сожалению, какой-либо подробной информации о его изобретении не сохранилось. Также не сохранилось и сведений о реальном создании и применении описанной машины.

Только почти через 100 лет люди вновь заинтересовались возможностью выполнения быстрой печати. Примерно в 1808 году Пеллегрино Турри (Pellegrino Turri), также известный как изобретатель копировальной бумаги, создаёт собственную печатную машину. Подробности о его изобретении сегодня неизвестны, однако до нашего времени сохранились тексты, напечатанные на этом устройстве.

В 1870 году русский изобретатель Михаил Иванович Алисов изобрёл наборно-пишущую машину, известную как «скоропечатник» или «скорописец», с целью замены каллиграфического переписывания бумаг и рукописей, машинка для перевода на литографский камень. Скоропечатник был пригоден для своей цели, получил медали и высокие отзывы на трёх всемирных выставках в Вене (1873), Филадельфии (1876) и Париже (1878), Русское императорское техническое общество присудило медаль. По устройству печати и внешнему виду она значительно отличалась от большинства знакомых нам машин, на ней пробивалась восковая бумага, которая потом подвергалась размножению на ротаторе.

Популярной машинка так и не стала из-за высокой стоимости печати. Когда была получена первая серийная партия машин в 1877 году, изготовленных в Англии, их приравняли к типографским машинам, и всё, что на них печаталось, следовало подвергать цензуре. Связано это было с тем, что она давала оттиски превосходного качества, совершенно сходные с типографскими. Вследствие обязательного цензурирования никто не захотел приобретать эти пишущие машины, и изобретатель должен был открыть своё заведение для печатания лекций, просуществовавшее весьма непродолжительное время.

23 июня 1868 года Кристофер Лэтем Шоулз из Висконсина запатентовал свою пишущую машинку; при значительных изменениях и усовершенствованиях шестью годами позже она увидела свет под названием Ремингтон № 1.

В дореволюционной России пишущие машинки не производились, но использовались. Однако в силу особенностей дореволюционной орфографии размещение клавиш несколько отличалось от нынешнего:

• буквы «Ц» и «Э» располагались в самом верхнем «цифровом» ряду справа;
• в верхнем буквенном ряду на том месте, где сейчас буква «Ц», размещалось «І»;
• в среднем ряду между клавишами «В» и «А» располагалась «Ъ», поскольку тогда эта буква использовалась очень часто, в конце всех слов, заканчивающихся на согласную;
• в нижнем ряду между клавишами «Ч» и «С» была клавиша с буквой «Ѣ».

На портативных машинках в целях уменьшения числа литерных рычагов отсутствовали цифры «0», «1» и «3», которые заменялись буквами «О», «І» и «З» соответственно.

В советское время буквы «І» и «Ѣ» (на портативных машинках также и «Ъ») были исключены с клавиатур, на их месте некоторое время располагались другие символы (№, +, =, ?, !). Позднее все небуквенные символы были вынесены в верхний «цифровой» ряд, а буквы «Ц» и «Э», наоборот, перенесены в буквенные ряды, после чего раскладка приобрела современный вид.

Первая пишущая машинка в нашей стране была произведена в 1928 г. в Казани, именовалась она «Яналиф». В более позднее время наиболее распространёнными отечественными марками пишущих машин в СССР были «Украина» (канцелярская), «Москва» (портативная), «Любава» (портативная) и «Ятрань» (канцелярская). Из зарубежных достаточно широко были распространены пишущие машины марок «Оптима» и «Роботрон» (ГДР, канцелярские, в разных модификациях), «Эрика» (ГДР, портативная), «UNIS tbm de luxe» (СФРЮ, портативная по лицензии «Олимпии» (ФРГ)) и «Консул» (ЧССР, портативная).

Конструктивные особенности

Большинство конструкций пишущих машинок можно отнести к одному из четырёх основных типов: 1) машины с цилиндром, 2) машины с рычагами, 3) машины с шариком и 4) машины с ромашкой. Наибольшее распространение получили рычажно-сегментные пишущие машины и машины с ромашками.

Пишущий цилиндр не получил широкого применения в пишущих машинах. С пишущим цилиндром было всего несколько машин: Mignon (1924), Plurotyp (1933), Helios-Klimax (1914), Heady (1921).

На пишущих машинах с рычагами отпечаток получается в результате удара по бумаге рычагов, расположенных в шлицах сегмента. К машинам с пишущими рычагами относятся машины «Олимпия» (модели «SG», «SGE», «SM», «SF» и т. п.), машины «Адлер» («Adler Gabriele 2000», «Adler Primus», «Adler Tippa» и т. п.), машины «Ремингтон» («Remie Scout», «Monarch / Monarch Pioneer», «Remington Rand», и т. п.), машины «Гермес» («Hermes Baby», «Hermes 3000» «Hermes Rocket» и т. п.), советские машины («Ятрань», «Любава», «Листвица» и т. п.).

Пишущие головки или пишущие шарики ассоциируется с машинами «IBM», потому что в 1961 году впервые появились на машинах этой компании («IBM Selectric»). Позднее пишущие головки/шарики использовались и на машинах «Ремингтон» (напр., на модели «Sperry Remington SR 101») и на машинах «Quelle» (напр., на модели «Privileg 910C lift-off»). Пишущие шарики удобны, потому что их можно заменять и, таким образом, на одной машине можно печатать несколькими шрифтами.

Пишущая ромашка — специфический носитель матриц, с которых делается отпечаток (на каждом лепестке ромашки находится один знак). Ромашки удобны, потому что легко заменяются, и на одной машине, заменяя одну ромашку другой, можно печатать несколькими шрифтами. Пишущие ромашки получили большую популярность и использовались на машинах разных производителей: на машинах «IBM» (напр., на «IBM 3000», «IBM 6787», «IBM 6747» и «Wheelwriter»), на машинах «Олимпия» («ES 70-Line», «Carrera», «Mastertype», «Mini-Office» и т. п.), на машинах «Канон» (напр., на моделях «Typestar» и «Typemate»), на машинах «Триумф-Адлер» (напр., на моделях «Triumph-Adler Gabriele 150», «Triumph-Adler Junior Electronic»), на машинах «Оливетти» (напр., на моделях «ET Compact», «ET Personal» и «Linea»), на машинах «Гермес» (напр., на моделях «Toptronic» и «Mediatronic»), на машинах других производителей (Samsung SQ, Samsung TW, Brother CE, Brother SX, Brother WP/WPT, Optima SB/SP, Erika 3004 Electronic, Erika 6005/6006, Erika Electronic Portable, Casio 130CE/140CE, Citizen Scribona 10/11/15, Lexmark Wheelwriter). В СССР во второй половине 1980-х и в начале 1990-х годов выпускалась машина с лепестковым носителем литер — пишущая машина «Ромашка» (типа «ПЭЛП-305», портативная электронная).

Также существует деление на механические и электрические («электромеханические») пишущие машинки. К механическим, относится, например, «Любава», а к электромеханическим — «Ятрань».

Кроме этого, в зависимости от предназначения и габаритов пишущие машины делятся на канцелярские и портативные. Канцелярские машины используются, как правило, в стационарных условиях. Портативные машинки являются малогабаритными, помещаются в небольшой чемодан типа кейса и предназначаются для людей творческих профессий и тех, кто часто путешествует (это машинки журналистов, писателей, студентов, ученых, коммерсантов и т. д.).

Канцелярские и пишущие машинки отличались также числом клавиш (на портативных машинках было меньше клавиш), Так, например, на портативных пишущих машинах с русской кириллицей количество клавиш — в зависимости от марки и модели машины — составляло от 42 до 46. Уменьшение числа клавиш достигалось за счёт отказа от клавиши с буквой «Ё», использования омографии некоторых букв и цифр (вместо цифры «0» могла использоваться буква «О», вместо «3» — «З»), и некоторых других форм практичности и экономии. На канцелярских машинках каретки длинные, поэтому на таких машинах печатать можно вдоль широкой стороны листа формата А4 и соответственно на формате А3. На портативных машинках каретки были короткими и печатать можно было только вдоль узкой стороны листа формата А4.

Усовершенствования

Двуцветная лента позволяла печатать, при необходимости, отличным от чёрного цветом. Устройство смены цвета могло и вовсе отключить подъём ленты, и машинка переходила в режим бесцветной печати, например, для создания надписи на фольге.

В электрической пишущей машинке удар производится за счёт электропривода, что позволяет нажимать на клавиши с малым усилием; кроме того, можно напечатать ряд одинаковых символов, просто удерживая клавишу нажатой. В целом скорость печати получается выше, но лишь при использовании слепого десятипальцевого способа печати.

В печатающем автомате одновременно с печатью текста производится перфорация перфоленты, что позволяет собирать своеобразную библиотеку стандартных документов — печатающий автомат может потом распечатать текст с перфоленты; кроме того, разрезая и склеивая перфоленту, можно «редактировать» набранный текст.

В печатно-наборной машине используется пропорциональный, а не фиксированный шрифт; кроме того, вместо чернильной ленты используется лента копировальной бумаги. В результате получается очень чёткий текст типографского вида, с которого можно фотографическим способом изготовить печатные формы, избежав, таким образом, традиционного процесса набора.

Многоклавиатурная пишущая машинка фактически представляет собой несколько печатающих машинок, поставленных рядом и соединённых так, что каретка может переезжать с одной машинки на другую. Это позволяет печатать, например, поочерёдно латиницей и кириллицей. Из-за громоздкости использовались редко — обычно текст на «чужом» алфавите вписывали от руки.

Конструкторская пишущая машинка используется для нанесения надписей на чертежах; обычно устанавливается на линейке кульмана.

Применение

На протяжении значительной части XX века почти все официальные документы, исходящие от государственных инстанций (и их внутренний документооборот), печатались на машинке. При этом в СССР заявления, расписки и автобиографии граждан писались от руки; от руки часто составлялись и протоколы. Также издательства требовали приносить рукописи в машинописном виде, что намного облегчило труд наборщиков, которым теперь не требовалось разбирать зачастую непонятный почерк авторов.

Перепечатка рукописных текстов на пишущей машинке была делом специальных работников — машинисток (поскольку профессия была преимущественно женской, мужской вариант термина не прижился); ранее их также называли ремингтонистками или ремингтонистами (по марке машинок «Ремингтон»). Работы по печати документов на пишущих машинках назывались машинописными работами и выполнялись в специальных организациях или отделах («машинописных бюро»).

Начиная с последней трети XX века принтеры и электронный документооборот стали постепенно заменять пишущие машинки. Однако применение последних до сих пор считается целесообразным в ряде областей — например, для подготовки секретных документов, где отсутствие цифровой копии текста является преимуществом, поскольку затрудняет утечку информации.

Машинописный текст

Машинописный текст имеет характерные особенности:

• все знаки занимают на бумаге равное пространство;
• из-за ограниченного набора символов часть символов совмещалась — например, не различаются левые и правые кавычки, совмещены дефис и тире.

Всё это позволяло упростить конструкцию пишущей машинки.

При создании телетайпов и компьютерных принтеров эти особенности были повторены — также в целях упрощения аппаратуры и ПО. Многие ранние текстовые процессоры (например, «Лексикон», «ChiWriter») были ориентированы на имитацию машинописного текста — отчасти потому, что оформление многих документов регламентировалось государственными стандартами, созданными в эпоху пишущих машинок.

В основе компьютерных шрифтов семейства «Курьер» (Courier), используемых как моноширинные шрифты по умолчанию во многих операционных системах, лежит шрифт пишущей машинки. Кроме этого, существуют дизайнерские шрифты, имитирующие «грязный» текст, отпечатанный на реальной пишущей машинке (например, «Трикси»).

Механические пишущие машинки позволяли получать текст с различными интервалами между строками: одинарный, полуторный, двойной, и т. д. Понятие межстрочного интервала в настоящее время применяется и в текстовых процессорах. В нормативных документах и стандартах, регламентирующих оформление текстовых документов, по сей день применяется понятие «интервал пишущей машинки» («машинописный интервал»), который численно равен расстоянию между базовыми линиями, делённому на высоту символа.

См. также

• Линотип
• Наборно-пишущая машина
• Ятрань (пишущая машинка)
• Любава (пишущая машинка)
• Машинописная страница
• Слепой метод печати
• Проекционная клавиатура
• Письмо (письменность)
• Японская печатная машинка
• Ибрахим аль-Язиджи

Ссылки

• [chernykh.net/content/view/84/139/ История пишущих машинок]
• [www.typingstudy.com/ru/list_of_free_touch_typing_software_and_online_resources Клавиатурный тренажёр (бесплатный)]
• [litera.bos.ru/ Клуб любителей пишущих машин («Литера»)]

Отрывок, характеризующий Пишущая машинка

– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.